Сага о Форсайтах
Шрифт:
Мысль о том, что молодой человек получит хорошую работу, доставляла ему удовольствие. Сомс, как и все Форсайты, обладал непоколебимым оптимизмом, когда из оптимизма можно было извлечь выгоду.
Контора Босини помещается на Слоун-стрит, совсем под рукой, можно будет следить за разработкой проекта.
К тому же Ирэн вряд ли станет возражать против переезда за город, если при этом условии жених ее лучшей подруги получит работу. Может быть, от этого будет зависеть счастье Джун. Ирэн не захочет мешать ее счастью; ни в коем случае не захочет, ведь он ее
Босини на вид очень толковый малый, но, помимо всего прочего, у него есть одна черта, чрезвычайно привлекательная: в деловом отношении он несомненный простачок - денежный вопрос с ним будет нетрудно уладить. Сомс пришел к этому выводу без всякого намерения надуть Босини: таков был образ мышления у него и у всякого хорошего дельца - у тысячи хороших дельцов, сквозь толпы которых он пробирался по Лэдгейт-Хилл.
И, с удовлетворением размышляя о том, что с Босини будет нетрудно уладить денежный вопрос. Сомс подчинялся сокровенным законам великого класса, к которому он принадлежал, - законам самой природы.
Пробираясь сквозь толпу, Сомс, обычно смотревший себе под ноги во время ходьбы, поднял глаза на собор св. Павла. Старый собор чем-то притягивал его к себе, и Сомс не один, а два и три раза в неделю заходил сюда во время своих дневных странствований и по пять, по десять минут стоял в боковых приделах, читая имена и эпитафии на гробницах. Трудно сказать, чем привлекал Сомса этот величественный храм, разве только тем, что здесь ему было легче собраться с мыслями о деловом дне. Если голова его была занята каким-нибудь особенно важным или требующим особенной проницательности делом, он всякий раз заглядывал сюда и неслышно, как мышь, бродил от одной гробницы к другой. Потом, так же бесшумно выйдя на улицу, он твердыми шагами шел по Чипсайд, и в походке его чувствовалось еще большее упорство, как будто он шел с твердым намерением купить вещь, которая только что привлекла к себе его внимание.
Сомс зашел в собор и в это утро, но, вместо того чтобы бродить от эпитафии к эпитафии, перевел глаза на колонны и пролеты стен и замер в неподвижности.
Под громадными сводами собора его запрокинутое лицо, благоговейное и задумчивое, какими становятся все лица в церкви, казалось белым от падавшего на него мелового отсвета. Руки в перчатках сжимали зонтик, который он держал прямо перед собой. Сомс поднял их. Может быть, на него снизошло святое вдохновение.
"Да, - мысленно сказал Сомс, - надо же когда-нибудь развесить картины".
В тот же вечер, возвращаясь из Сити, он зашел к Босини. Архитектор сидел без пиджака, с трубкой в зубах, и чертил какой-то план. Сомс отказался от вина и сразу перешел к делу.
– Если в воскресенье у вас не предвидится ничего более интересного, давайте съездим в Робин-Хилл, я хочу посоветоваться с вами относительно одного участка для постройки.
– Вы думаете строиться?
– Может быть, - сказал Сомс, - только никому не рассказывайте об этом. Я просто хочу посоветоваться с вами.
– Понимаю, - сказал архитектор.
Сомс оглядел комнату.
– Высоко вы забрались!
– заметил он.
Все подробности о характере и размерах работы Босини, которые ему удастся подметить, могут пригодиться в будущем.
– Пока что мне здесь удобно, - ответил Босини.
– Вы просто привыкли к роскоши.
Он выбил трубку и, пустую, опять сунул ее в рот, - так, вероятно, ему было легче разговаривать. Сомс заметил, что щеки у Босини впалые, должно быть, от постоянного сосания трубки.
– Сколько вы платите за такое помещение?
– спросил он.
– Пятьдесят, и не плачу, а переплачиваю, - ответил Босини.
Ответ произвел на Сомса благоприятное впечатление.
– Да, дороговато, - сказал он.
– Я заеду за вами в воскресенье часов в одиннадцать.
И в следующее воскресенье он заехал за Босини в кабриолете и повез его на вокзал. На станции в Робин-Хилле лошадей не оказалось, и они прошли полторы мили до участка пешком.
Было первое августа - прекрасный жаркий день; в небе ни облака. Их башмаки поднимали желтую пыль на прямой узкой дороге, взбегавшей на вершину холма.
– Гравий, - заметил Сомс и поглядел искоса на пальто Босини. Из карманов этого пальто торчали связки бумаг, под мышкой архитектор нес какую-то замысловатую палку. Сомс заметил эти, а также и еще кое-какие подробности.
Только талантливый человек или действительно "пират" мог позволить себе такую небрежность в костюме; и хотя эксцентричность Босини возмущала Сомса, до некоторой степени он даже остался доволен ею как признаком известных качеств, суливших ему самому выгоду. Если этот малый умеет строить дома, стоило обращать внимание на его костюм?
– Я уже говорил вам, что пока держу постройку в секрете, - сказал Сомс, - и вы тоже никому не рассказывайте. Я никогда не говорю о своих делах, пока они не закончены.
Босини мотнул головой.
– Только заикнитесь женщине о своих планах, - продолжал Сомс, - конца не увидишь болтовне.
– Да-а!
– сказал Босини.
– Уж эти женщины!
В глубине души Сомс давно пришел к такому же заключению; правда, он никогда не высказывал этой мысли вслух.
– А!
– пробормотал Сомс.
– Значит, вы уже начинаете...
– он запнулся, но не сдержал себя и закончил с раздражением: - Джун тоже с характером всегда этим отличалась.
– Характер не такая уж плохая вещь для ангела.
Сомс никогда не называл Ирэн ангелом. Он не мог насиловать свой характер, раскрывая посторонним ее ценность и тем самым выдавая себя. Пришлось промолчать.
Запущенная дорога вывела их на пустырь. Колеи заворачивали под прямым углом к разработкам гравия, за которыми, среди кучки деревьев на опушке густого леса, поднимались трубы коттеджа. Пучки пушистой травы покрывали сухую землю, и жаворонки взлетали из ее зарослей прямо в сияющее небо. Вдали, на горизонте, за бесконечной вереницей изгородей и полей, вставала линия холмов.