Сага о Форсайтах
Шрифт:
– Очень мило получилось, не правда ли?
Его улыбка выстрелила ответом, точно хлебным шариком:
– Вы помните, у Фрезера какое-то племя зарывает новобрачных по пояс в землю?
Так же быстро говорит, как все остальные! У него живые темные глаза с сетью морщинок вокруг, как у католического священника. Уинифрид почувствовала вдруг, что может услышать от него неприятные вещи.
– Свадьбы всегда так забавны, - пробормотала она и двинулась дальше, к Сомсу.
Он застыл на месте, и Уинифрид сразу поняла причину его неподвижности. Направо от него Джордж Форсайт, налево - Аннет с Проспером Профоном. Если Сомс пошевелится, он увидит либо эту пару, либо ее отражение в насмешливых глазах Джорджа
– Говорят, Тимоти умирает, - сказал он мрачно.
– Где ты его похоронишь. Сомс?
– В Хайгете, - он сосчитал по пальцам.
– Их там будет двенадцать, включая жен. Как ты находишь Флер?
– Удивительно хороша!
Сомс кивнул головой. Никогда еще дочь не казалась ему красивей, и, однако, он не мог отделаться от впечатления, что во всем этом было что-то неестественное, не мог изгнать из памяти девушку, забившуюся в угол дивана. С той ночи и по сей день он ничего нового от нее не услышал. Он знал от шофера, что она пыталась произвести еще одну атаку на Робин-Хилл и вернулась ни с чем: дом был пуст, она никого не застала. И было ему известно, что она получила письмо, но о содержанки его он знал лишь то, что оно заставило ее прятаться и плакать. Он замечал, что она поглядывала на него украдкой, словно все еще хотела узнать, что в самом деле мог он сделать такого ужасного, что те так ненавидят его. Так и шло! Аннет вернулась домой и уныло проходило лето, когда однажды Флер вдруг заявила, что выходит замуж за Монта. После этого заявления она стала несколько ласковей с отцом. И он уступил - что пользы было противиться? Бог свидетель, он никогда ни чем не хотел ей препятствовать! А молодой человек явно сходил по ней с ума. Конечно, ею двигало отчаяние, и она была молода, до нелепости молода. Но если б он стал возражать, кто знает, что бы она учинила? Вздумала бы, чего доброго, выбрать себе профессию, стала бы врачом или адвокатом - мало ли какая нашла бы на нее дурь! У Флер не было способностей ни к рисованию, ни к поэзии, ни к музыке - единственные, по его мнению, законные занятия для незамужней женщины, если ей непременно нужно в наши дни что-нибудь делать. В общем спокойнее было выдать ее замуж, потому что Сомс слишком хорошо замечал, какая лихорадка и беспокойство владеют ею дома. Аннет тоже относилась к проекту сочувственно, как видел Сомс сквозь завесу своего нежелания знать, каковы ее собственные проекты, если они у нее есть. Аннет сказала: "Пусть ее выходит замуж за этого молодого человека. Он славный мальчик, совсем не такой пустозвон, каким кажется". Откуда взялись у нее подобные выражения. Сомс не знал, но ее согласие успокоило его сомнения. Жена его, как бы она себя ни вела, обладала трезвым взглядом на вещи и угнетающим избытком здравого смысла. Сомс перевел на имя Флер пятьдесят тысяч фунтов, приняв меры, чтобы они не перешли в чужие руки, если дело обернется как-нибудь неладно. А может ли оно обернуться хорошо? Она не забыла того, другого, - Сомс это знал. На медовый месяц они собирались в Испанию. Флер уедет и оставит отца в еще худшем одиночестве. Но после она, может быть, забудет и вернется к нему!
Голос Уинифрид вывел его из задумчивости.
– Как! Чудо из чудес - Джун!
В своем неизменном балахоне - и нелепо же она одевается!
– с выбивающимися из-под ленты волосами, появилась двоюродная племянница Сомса, и Флер, увидел он, подошла к ней поздороваться. Обе скрылись из виду в направлении лестницы.
– Право, - сказала Уинифрид, - она способна на самые невозможные поступки. Кто бы вообразил, что она придет!
– Почему ты ее пригласила?
– буркнул Сомс.
– Потому что я была уверена, что она ни в коем случае не примет приглашения.
Уинифрид забыла, что за поведением человека лежит общий склад его характера; или, другими словами, она упустила из виду, что Флер попала теперь в разряд "несчастненьких".
Получив приглашение, Джун сперва подумала: "И близко к ним не подойду ни за что на свете!" Но потом в одно прекрасное утро она проснулась от сна, в котором видела Флер, в отчаянии махавшую ей рукой из лодки. И передумала.
Когда Флер подошла и сказала: "Пойдемте наверх, посидите со мной, пока я переоденусь", Джун вышла вслед за нею на лестницу. Девушка пошла вперед, в бывшую комнату Имоджин, предоставленную ей для совершения туалета.
Джун присела на кровать, тонкая и прямая, похожая на маленький стареющий призрак. Флер повернула ключ.
Девушка стояла перед нею, сняв венчальное платье. Какая она хорошенькая!
– Вы, верно, считаете меня дурой, - сказала она, и губы у нее задрожали.
– Ведь это должен был бы быть Джон. Но что же делать? Майкл любит меня, а мне все равно. Это хоть вырвет меня из нашего дома.
Засунув руку в кружева на груди, она извлекла письмо.
– Вот что написал мне Джон.
Джун прочла: "Озеро Оканаген, Британская Колумбия. Я не вернусь в Англию. Никогда тебя не забуду. Джон".
– Вы видите, она его надежно упрятала, - сказала Флер.
Джун вернула письмо.
– Вы несправедливы к Ирэн; она все время говорила Джону, что он может поступить как захочет.
Флер горько улыбнулась.
– Скажите, не испортила ли она также и вашу жизнь?
Джун подняла глаза.
– Никто не властен испортить другому жизнь, дорогая. Вздор! Что бы ни случилось, мы не должны сгибаться.
С ужасом увидела она, что девушка упала на колени и зарылась лицом в ее юбку. Приглушенные рыдания достигли слуха Джун.
– Не надо, детка, не надо, - бормотала она растерянно.
– Все будет хорошо.
Но острый подбородок девушки крепче и больней прижимался к ее коленям, и страшен был звук ее рыданий.
Ничего, ничего! Она должна через это пройти. Со временем ей станет легче. Джун гладила короткие волосы на этой изящной головке; и все ее распыленное материнское чувство сосредоточилось в руке и через кончики пальцев передавалось девушке.
– Не сгибайтесь под ударом, дорогая, - сказала она наконец.
– Мы не можем управлять жизнью, но можем бороться. Не падайте духом. Мне выпало то же. И я, как вы, не хотела забыть. Я тоже плакала. А посмотрите на меня!"
Флер подняла голову; рыдание вдруг перешло в тихий сдавленный смех. Правда, призрак сидел перед ней желтый, худенький, но глаза у него были храбрые.
– Да!
– сказала Флер.
– Извините меня. Я, вероятно, смогу его забыть, если помчусь быстро и далеко.
И, с усилием встав на ноги, она подошла к умывальнику.
Джун следила, как она смывает холодной водой следы волнения. Кроме легкою, вполне приличного румянца, ничего не осталось, когда она подошла к зеркалу. Джун встала с кровати и взяла в руку подушечку для булавок. Всадила две булавки не на место - вот все, чем сумела она выразить свое сочувствие.
– Поцелуйте меня, - сказала она, когда Флер была готова, и ткнулась подбородком в теплую щеку девушки.
– Я покурю, - сказала Флер.
– Не ждите меня.
Она осталась сидеть на кровати с папиросой в зубах, с полузакрытыми глазами, а Джун сошла вниз. В дверях гостиной стоял Сомс, словно тревожась, что дочь запаздывает. Джун тряхнула головой и, не останавливаясь, спустилась еще на марш. Там стояла на площадке ее двоюродная сестра Фрэнси.
– Смотри!
– сказала Джун, подбородком указывая на Сомса.
– Роковой человек!
– Что ты хочешь сказать?
– спросила Фрэнси.
– Почему роковой?
Джун не ответила.
– Не стану ждать, проводят и без меня, - сказала она.
– До свидания!