Сага о Форсайтах
Шрифт:
Жестокость не так уж безнадежно разжижена теперь гуманностью, как это было в прежние времена, однако люди, настроенные сентиментально, могут успокоиться, ибо Сомс ничего подобного не сделал. Агрессивная жестокость не в ходу среди Форсайтов; они слишком осторожны и, пожалуй, слишком мягкосердечны. Сомс, кроме того, обладал чувством гордости, не настолько сильным, чтобы толкнуть его на подлинно великодушный поступок, но вполне достаточным, чтобы удержать от подлости, совершить которую он был способен разве только в пылу сильного раздражения. А больше всего остального этот истый Форсайт боялся показаться смешным.
Все лето и осень Сомс продолжал ходить в контору, возиться с картинами и приглашать знакомых к обеду.
Он по-прежнему жил в городе: Ирэн отказалась переехать. Дом в Робин-Хилле - совершенно готовый - стоял пустой, без хозяев.
Сомс возбудил против "пирата" иск, требуя выплаты трехсот пятидесяти фунтов.
Защиту Боснии взяла на себя адвокатская фирма "Фрик и Эйбл". Признав основательность фактов, изложенных в иске, они составили протест, который, в очищенном от юридической терминологии виде, сводился к следующему: говорить о "полной свободе действий в пределах, указанных в переписке", - полнейшая нелепость.
Совершенно случайно - такие факты редки, но вполне вероятны в узком кругу юристов - сведения о курсе, взятом защитой, дошли до ушей Сомса: его компаньону Бастарлу пришлось однажды сидеть за обедом у эксперта по определению судебных издержек Уололмисли рядом с молодым Ченкери из гражданского отделения суда.
Необходимость переводить разговор на профессиональные темы, которая возникает у всех законников, как только дамы уходят из комнаты, заставила Ченкери, молодого адвоката, подающего большие надежды, загадать загадку своему соседу, фамилии которого он не знал, - у Бастарда, вечно прозябающего на задворках, в сущности говоря, и не было фамилии.
Ченкери сказал, что ведет дело, в котором имеется один "весьма щекотливый пункт", затем, всячески соблюдая профессиональную скромность, объяснил уязвимое место в иске Сомса. Все, кому он только ни рассказывал, заявил Ченкери, считают это "весьма щекотливым пунктом". К сожалению, иск пустяковый, "хотя его клиенту, кажется, придется ох как туго". (Шампанское у Уолмисли подавали плохое, но в большом количестве.) Ченкери опасался, что судья Не станет особенно вникать в суть дела. Впрочем, надо постараться - уж очень щекотливый пункт. Что скажет на это его сосед?
Бастард - образец сдержанности - ничего не сказал.
Однако он сообщил об этом разговоре Сомсу, а от себя добавил не без ехидства - этот скромный человек был способен проявлять кое-какие человеческие чувства - что, по его мнению, пункт действительно "весьма щекотливый".
Согласно прежнему решению, наш Форсайт поручил защиту своих интересов "Джоблингу и Боултеру". И тут же пожалел, что не взялся за дело сам. Получив копию протеста Босини, он пошел в контору к своим адвокатам.
Боултер, взявшийся вести дело, - Джоблинг успел умереть несколько лет назад, - сказал Сомсу, что, по его мнению, пункт этот весьма щекотливый; он хотел бы посоветоваться с королевским адвокатом [10].
Сомс предложил обратиться к кому-нибудь посолиднее, и они отправились к королевскому адвокату Уотербаку. а он продержал бумаги шесть недель и затем написал следующее:
"Надлежащее истолкование переписки в
Основываясь на совете Уотербака, сделали соответствующий запрос, но, к сожалению, ответ "Фрика и Эйбла" был так ловко составлен, что при всем желании почерпнуть из него что-либо не представлялось возможным.
Мнение Уотербака Сомс прочел 1 октября, спустившись в столовую обедать. Оно взволновало его - не столько из-за упоминания о процессе "Буало и Цементная К° Лимитед", сколько из-за того, что с некоторых пор пункт о свободе действий стал казаться щекотливым и ему самому; в нем был тот приятный привкус каверзы, который способен раздразнить аппетиты лучших законников. Получить в подтверждение собственных мыслей совет королевского адвоката Уотербака - это кого угодно встревожит.
Сомс думал, глядя в пустой камин; осень уже наступила, но дни стояли теплые, как в середине августа. Неприятно, когда тебя тревожат; Сомсу хотелось лишь одного - наступить Босини ногой на горло.
Хотя архитектор не попадался ему на глаза со времени последней встречи в Робин-Хилле, Сомс постоянно ощущал его присутствие - постоянно видел перед собой это измученное, осунувшееся лицо и восторженные глаза. Сомс ни на минуту не мог отделаться от мысли, которая пришла ему в голову той ночью, когда на рассвете он услышал крики павлинов, - от мысли, что Босинч бродит вокруг его дома. И в каждой мужской фигуре, проходившей по скверу в вечерних сумерках, ему мерещился тот, кого Джордж так метко прозвал "пиратом".
Сомс был уверен, что Ирэн продолжает встречаться с ним; где и как он не знал и не спрашивал, боясь в глубине души узнать слишком много. Все шло теперь подземными путями.
Когда он спрашивал жену, куда она ходила, по-прежнему считая своим долгом задавать такие вопросы, как это и полагается Форсайту, вид у Ирэн бывал очень, странный. Самообладание ее казалось поразительным, но иногда сквозь маску ее лица, всегда загадочную, сквозило что-то, чего Сомс не видел в нем раньше.
За последнее время она часто завтракала вне дома; когда он спрашивал Билсон, подавали ли хозяйке сегодня завтрак, та сплошь и рядом отвечала: "Нет, сэр".
Сомсу очень не нравились эти прогулки, и он так и сказал Ирэн. Но она не обратила на это никакого внимания. В той невозмутимости, с которой Ирэн отмахивалась от его слов, было что-то такое, что и бесило, и поражало, и забавляло Сомса. Словно она радовалась мысленно своей победе над ним.
Он отложил в сторону мнение королевского адвоката Уотербака и, поднявшись наверх, вошел в комнату Ирэн, так как до вечера она не запиралась - Сомс уже убедился, что у жены хватает такта не шокировать прислугу. Иран расчесывала волосы; она посмотрела на него с какой-то непонятной яростью.