Сага о халруджи. Индиговый ученик. Книга вторая
Шрифт:
– А если болит голова, найти безголового? – попытался пошутить Арлинг, но Абир его не поддержал.
– Можешь смеяться над чем угодно, только не над их богами, – серьезно сказал он. – Кучеяр поймет твою шутку о своей жене, но за неосторожное слово об Омаре или Негивгае, не задумываясь, всадит тебе джамбию под ребра.
– Нечестно, – вздохнул Арлинг, решив перевести тему. – Они меня видят, а я их нет. На кого эти кучеяры похожи? На арваксов, кармокаров?
– Черт побери, и, правда, несправедливо, – рассмеялся дядя.
Следующим вечером, когда лагерь готовился ко сну, а сам
– Это Азиз. Он не будет возражать, если ты его «осмотришь» руками. Не стесняйся. Парень за это получил монету.
Подумав, Регарди не стал отказываться и, подойдя к кучеяру, положил руки ему на лицо. Его сразу обдало крепким духом моханы – местной водки, которая была еще хуже воды из овечьих бурдюков. Впрочем, пальцы не сообщили ничего интересного – жирная кожа, небольшой, приплюснутый нос, сросшиеся на переносице брови, пухлые губы, жесткие волосы. Обычный человек, которому не мешало бы помыться и почистить зубы. Для слепого все люди на одно лицо, подумал Арлинг, удивившись, как искренне прозвучали собственные мысли.
Все это время Азиз глупо хихикал, а когда Регарди закончил, заявил, что в ответ хотел бы осмотреть и его. Арлинг не нашелся, что сказать, дядя же захохотал так, что притихли стражники, игравшие в кости неподалеку.
– Проваливай, желтомордый, – наконец, выдавил из себя Абир, с трудом отдышавшись от непонятного приступа веселья. Из его слов следовало, что у кучеяров желтая кожа – важный штрих к портрету, нарисованному слепым.
Едва караван отошел от Самрии, Абир снова стал похож на самого себя – много шутил, веселился и играл в кости со всеми караванщиками, включая нарзидов, которые были каким-то отсталым народом с гор, выполняли у кучеяров черновые работы и ужасно воняли. Впрочем, с дядей было нетрудно подружиться. Он умел очаровать любого, а тягот путешествия для него будто не существовало. Арлинг не мог представить, что некоторые люди проводили в пути всю жизнь.
Походный быт – от ужасной жары до укусов клопов – был словно срисован с самых злачных мест ада. Еда огорчала не меньше тряски на верблюде и вечно палящего солнца. Повар каравана готовил дикие смеси из разных круп с несочетаемыми вкусами, сильно сдабривая их приправами и чесноком. Вместо столовых приборов использовались куски хлеба или лепешки, которые были такими горячими, что обжигали пальцы. Скудный рацион разбавляли сухое верблюжье молоко и сладкая водка – мохана, от которой было трудно захмелеть, но можно было получить головную боль на несколько дней. Чаще всего Регарди не наедался и засыпал голодным.
В редкие вечера его навещал Абир, который обычно проводил это время в дозорах, отрабатывая их место в караване. Они садились у входа в палатку и разговаривали до поздней ночи.
С самого начала пути Абир взял на себя роль наставника, обучая Регарди местным диалектам и обычаям. Чаще всего они казались Арлингу глупыми или дикими.
– После пожатия руки нужно поцеловать внутреннюю часть своей ладони, – советовал дядя. – Иначе ты обидишь кучеяра, и он будет вправе на тебя плюнуть.
Арлинг послушно кивнул, но про себя решил, что в Сикелии лучше ни с кем за руку не
– Путешественник должен обладать хорошим здоровьем, мужественным характером и быть готовым к любым неприятностям, – тоном опытного караванщика вещал Абир, обсасывая баранье ребрышко. В этот вечер повар их порадовал, приготовив плов с мясом вместо невразумительной похлебки.
– Прежде всего, надо уметь голодать. В жару лучше есть миндаль, говяжий жир, блюда из печени – все это снижает аппетит. Двигаться нужно неспешно, а говорить мало, лучше вообще молчать. Кстати, я достал капли розового масла – помогают от ветра. Их нужно закапывать в нос, тогда глотку не так сушит. Держи.
Арлинг принял теплый флакон, сомневаясь, что капли в нос смогут стать той самой живой водой, которая поможет ему продержаться до Балидета.
– Мне кажется, в Жемчужину Мианэ ты привезешь мою мумию, – горько усмехнулся он. – Зачем мертвому чудо?
– Что я слышу! – воскликнул дядя, хлопнув его по плечу так, что Арлинг едва не поперхнулся рисом. – Знаешь, что говорят у нас в море? Чем больше воды, тем выше корабль! Когда сталкиваешься с трудностями, нужно бросаться вперед, иначе пойдешь на корм рыбам.
Не согласиться с Абиром было трудно, но легче от этого не стало. Как превратиться из корма для рыб обратно в человека, Арлинг не знал.
Если дядя старался облегчить его привыкание к новым землям, делясь с ним знаниями и опытом, то юнга Нуф, который вдруг сделался слишком словоохотливым, отбивал все желание иметь что-либо общее с новым адом под названием Сикелия. Арлинг слушал его болтовню рассеяно, но и того, что проникало ему в голову, хватало, чтобы молиться о скорейшем возвращении на корабль.
Захватив уздечку от верблюда Арлинга, Нуф топал рядом, часами рассказывая о львах, которые утаскивали по ночам путников из палаток, о смертоносных скорпионах, забирающихся в сапоги и одежду, и о крошечных пауках, приносимых ветром, которые откладывали яйца под кожу. Оказалось, что в безжизненных песках умудрялись выживать тысячи насекомых, которые были куда страшнее змей и хищников. Так, Арлинг узнал, что яд каракурта был в пятнадцать раз сильнее укуса гремучей змеи, а чтобы выжить после того, как тебя цапнул тарантул, нужно было быстро танцевать или прыгать.
– Однажды я наступил в темноте на ядовитую виперу, – понизив голос, шептал Нуф. – Не ужалила она только потому, что у нее была занята пасть – давилась тушкой ласточки. А про стрелочников слыхал? Их так зовут из-за стремительного броска при атаке. Говорят, они могут пронзить сердце человека. Просто жуть берет, если представить.
Но кроме живых чудовищ среди песков хозяйничали и мертвые. Не обращая внимания на язвительные замечания Регарди, юнга без умолку болтал о духах-пайриках, которые населяли каждый бархан, о поющих песках и голосах мертвых, раздающихся из-под земли, о самумах, которые уничтожали целые караваны, и о ветрах-теббадах, которые считались дыханием Некрабая, бога серкетов. Теббады, по мнению Нуфа, были страшнее всего, – за секунду они могли высушить из человека всю влагу.