Сага о Тимофееве (сборник)

Филенко Евгений

– Не съедите вы нас, – убедительно сказал Тимофеев. – У вас и зубов нет. Вы нас припугнуть хотите…

– Хочу, – подтвердила Карога. – И припугну.

Ее звериные глаза внезапно засверкали, раскрылись во все лицо. И все растворилось в этом ведьмовстве. Пропала замызганная берлога, сгинул перепуганный Осен, обрушились в пропасть беспамятства древние сосны. Мир наполнился надсадным комариным зудом и ледяным ознобом. А в омерзительно-серой пелене пульсировали два зеленых плафона – старухины глаза. Потом откуда-то из преисподней до Тимофеева донесся глубокий,

раскатистый, лязгающий голос, который нес сущую чепуху: «…нападет кука-печаль, закрутит, завертит, да выворотит, да заморочит, да заслепит яска вороная, ворон-зверь да игрень-зверь…»

И еще один голос, очень знакомый и потому единственно родной во всем этом неподобстве:

– Баловство это, бабушка. Только время зря теряем.

Наваждение кончилось.

Мокрый как мышь Тимофеев сидел прямо на земле в обнимку с опрокинутым чемоданом и постыдно вибрировал. Чуть поодаль вниз лицом валялся Осен. Карога продолжала торчать возле входа в берлогу, с глазами у нее все было нормально, а рядом стоял спокойный, не поддающийся никаким чарам Фомин и раскуривал папиросу.

– Зелье, – с неудовольствием покосилась на него Карога. – Кощеева морока.

– Ладно, – промолвил Фомин, затягиваясь. – Допустим, вы нас пугнули. Закроем эту тему. Если это льстит вашему самолюбию, Тимофеич даже надлежаще отреагировал. Дальше что?

– А в иной раз вопрошу, – сказала ведьма.

– Вопрошайте, – позволил Фомин. – Только поскорее.

– Аще храбор ты зело, – прищурилась Карога, – то назови мне текущую дату, приняв за точку отсчета нулевой год нашей эры…

– Цирк, – покачал головой Фомин. – Водная феерия. Сплошной Кио получается. Тимофеич, взгляни, что там на табло ретромотива, если ты в состоянии.

Преодолевая немощь в поджилках, Тимофеев подковылял к машине времени, прислоненной к молодой сосенке.

– Двенадцатое июля шестьсот двадцать четвертого года, – откашлявшись, провозгласил он.

Карога молчала, часто мигая нижними веками. Затем вдруг подобрала свои лохмотья и резко нырнула в берложью темень.

– Если мы и дальше пойдем такими темпами, – с неудовольствием произнес Фомин, – то и за год не управимся.

– Пустяки, – сказал Тимофеев. – Хоть за два. Там, у нас, по-прежнему стоит летний вечер. Света и Тахион чай пьют. – Он мечтательно зажмурился. – С бутербродами…

– Я бы тоже перекусил, – признался Фомин. – С утра, понимаешь, ничего в рот не лезло.

В этот момент снова появилась Карога, разглядывая на свету нечто завернутое в грязную тряпицу. Иногда она обращала потускневший взор к небу и беззвучно шевелила губами.

– Ну, бабуля, – нетерпеливо сказал Фомин, – давай помогу.

И он заглянул к ней через плечо.

– Ты что, Николай? – забеспокоился Тимофеев. – Тебе нехорошо?

– Наоборот, – пробормотал Фомин. – Мне по кайфу. Витька… Сказать, что это за штука?

15. Что там было у Кароги

– Амулет какой-нибудь, – пожал плечами Тимофеев. – Беличья лапа или, там, гузка летучей мыши.

– Часы, –

сказал Фомин, стараясь совладать с охватившим его волнением. – С ретромотива. Они все еще работают, и там тоже двенадцатое июля…

– Забыла, – сварливо бухтела Карога. – Глава зело дыровата, все наружу извергается…

– Меня бы вопросила, – укоризненно сказал Осен. – Что я, не подсказал бы?

– Подсказчик, морока Кощеева! – заскрежетала ведьма. – Сгинь, не то хворь напущу! Мне дано бысть, мною вопрошено, мною да отвечено будет!

– Бабушка, – подступил к ней воспрянувший духом Тимофеев. – Где вы взяли эту вещь?

– Съем! – рявкнула на него Карога и замахнулась клюкой. – Помру, но не выдам! В лесу нашла…

– Уважаемая! – подключился Фомин. – Почтенная! Напрасно вы нам не верите, мы же с добром пришли. Вам его дала девушка, очень красивая, с золотыми волосами?

– По имени Вика? – налегал Тимофеев.

– Дева, – снова захихикал Осен.

– Цыц! – лязгнула на него Карога. – Не то съем!

– Они не скажут, – с отчаянием произнес Тимофеев. – Не та эпоха. Им еще неведомо вероломство.

– Что же делать? – растерялся Фомин.

Карога сидела, нахохлившись, будто немолодая курица на насесте. Глаза ее были прикрыты.

– Скажу, – внезапно заявила она. – Чую, не морока вы Кощеева, не сольстите. Дождались мы верных людей, Осенище.

– Тако, тако, – истово закивал Осен.

– Да грядете вы, добры молодцы, прямо через лес, – неожиданно звучным голосом провозгласила Карога. – Да будет за лесом река велия, берег зыбучий. Ни вплавь, ни вброд ее вам не перебресть. Но будет вам Калинов мост, а стережет его поганое чудище, а хоронит его Кощеева Морока, но которые то чудище одолеют, да реку перебредут, да узрят хоромину… – Карога несколько раз мигнула. – А больше ничего не скажу. Целы будете – да узрите сами.

– Только чудища поганого нам недоставало, – мрачно сказал Тимофеев. – Я есть хочу, а не чтобы меня ели. Эх, темпороскоп бы сюда, и черт с ним, с правилом ретроспекции, – знать бы, чем все это кончится.

– Не трави душу, Тимофеич, – промолвил Фомин, понемногу обретая привычную для себя и для окружающих уверенность. – Видали мы этих чудищ. Медведь какой-нибудь. А то и вовсе предрассудок. – Он помолчал и добавил: – Ну, ты-то уцелеешь. Вспомни Анну Тимофееву.

– Мало ли на свете Тимофеевых? – с сомнением проговорил тот.

– Осен вам проводником будет, – заявила Карога.

– Не буду! – заверещал тот. – Чудища страшусь!

– А меня не страшишься? – ласково спросила старуха. – Я ведь тебя съем. И косточки при пороге закопаю.

– Я бы тоже что-нибудь съел, – мечтательно сказал Тимофеев.

– Бабушка, – обратился Фомин. – А меч-кладенец какой-нибудь нам не полагается?

– Не ведаю, – пробормотала Карога. – Про элементную базу ведаю, про текущую дату такожде, а иных словес не слыхала.

– Жаль, – вздохнул Фомин. – А то я подумал, если часы с ретромотива, так и бластер завалященький найдется.