Сага о Тимофееве (сборник)
Шрифт:
– И как тебя в этот ваш кнессет супруга отпускает, – сочувственно промолвила Света.
– Какая супруга! – возмутился Лелик. – О чем ты говоришь?! Супруга! Где я, а где супруга…
– Виктор, а почему тебя власть не поздравит? – строго осведомился Дима. – Где ценные подарки, где почетная грамота и хор мальчиков?
– Может быть, завтра, – соврал Тимофеев и покраснел. Но в задушевном полумраке заметить это было нелегко. – Да и тесновато в горнице, мальчики не поместятся.
– Ну и ладно, – сказал Лелик с огромным облегчением. – В тесноте да не в обиде.
Прямо
– А вот и гости, – обронила Света несколько растерянно.
– Может быть, дети приехали? – предположил Тимофеев. – Пойду встречу.
– Что ты все бегаешь туда-сюда? – нахмурился Дима. – Лучше я встречу. Кстати, еще вина принесу.
– Ты только всех распугаешь, – сказал Тимофеев, поднимаясь.
В сенях он накинул на плечи одну из телогреек, снятых с иностранного подданного Лелика, и вышел на крыльцо. Уже смеркалось. «Как быстро закончился день, – грустно подумал Тимофеев. – День рождения плавно сменился вечером жизни…» Во дворе, между тем, никого не обнаружилось. В щелях ограды проступал силуэт черного президентского автомобиля, в поселковых домах затлели огоньки, а возле конуры сидел пес Лужок, и вид у него был чрезвычайно озадаченный.
– Ну? – спросил Тимофеев укоризненно. – И что это было?
Лужок смущенно поелозил хвостом по снегу, но ничего вразумительного в свое оправдание не сообщил. Если бы он мог, то пожал бы плечами.
Тимофеев мог, и проделал это демонстративно, чтобы усилить воспитательный эффект. Он совсем уж было развернулся к двери. И тотчас же увидел чужие следы.
Следы были свежие, на гладкой снежной простыне они отпечатались ясно и отчетливо, как улики на месте преступления из неважного детектива. А чужие они были потому, что никто из жильцов и гостей не носил остроносой обуви на шпильках. В каковой, судя по очертаниям следов, передвигаться нежданному визитеру было весьма неудобно.
Тимофеев проследил траекторию движения обладателя редкой обуви: она начиналась откуда-то из-за поленницы, огибала по широкой дуге резиденцию Лужка и терялась на просторах огорода.
– Эй, – негромко позвал Тимофеев. – Кто тут?
Ему вдруг пришло в голову, что какое-нибудь немудрящее орудие самозащиты не повредило бы. Но на дворе, как на беду, не наблюдалось ничего подходящего. Кроме совковой лопаты, чьи боевые свойства оставляли желать много лучшего. Да еще, пожалуй, Лужка, в котором, кроме северных статей и зычного голоса, иных охранительных достоинств не присутствовало.
Крадучись, Тимофеев обогнул дом и направился к сугробам в половину человеческого роста, в глубине которых скрывалось то, что они со Светой гордо называли «плантацией». Как и следовало ожидать, кроме торчавшей из снегов жестяной головы чучела, что отправляло скорее декоративные функции, нежели защитные, ничего подозрительного не обнаружилось. Здесь следы обрывались, как если бы оставившее их существо вдруг свечой взмыло в небеса. Выпитое вино с добавлением водки напрочь погасило в Тимофеве жажду приключений. Еще раз для порядка гукнув в холодную пустоту и картинно
– Сюда, – коснулся его ушей тихий, практически потусторонний шепот откуда-то из-под навеса, где свалены были и погребены под снежным покровом ненужные сельскохозяйственные инструменты. – Сю-да-а-а…
Тимофеева в единый миг пробило морозом до самых пят.
– Кто здесь? – попытался он вопросить мужественным голосом, но вместо этого произвел гортанью какое-то жалкое курлыканье.
Ему очень не хотелось оборачиваться. Не любил он все эти мистические поверья русского народа. И хотя в бабушкины сказки отродясь не верил, все же, в силу нестандартного житейского опыта, не всем явлениям оккультного свойства отказывал в существовании.
А вот чего Тимофееву хотелось до чрезвычайности, так это заорать и опрометью броситься в дом, под защиту друзей и, чего греха таить, зловещего и всесильного Закарии.
Что-то упруго толкнуло его под коленки. Тимофеев пошатнулся и, не удержавшись на ослабевших ногах, сел прямо в снег.
Но то была всего лишь Клеопатра, вышедшая на двор по своим кошачьим делам и, в силу врожденной любознательности, решившая выяснить причины странного поведения этого большого балбеса, что делит с нею кров и кастрюлю.
Тимофеев машинально опустил ладонь на кошачью голову и немедленно испытал облегчение. Так уж повелось: издревле на Руси кошка была главной охранительницей от нечистой силы. И уж коль скоро Клеопатра явилась на выручку, то никакие мары, шишиморы и прочие зловредные полтергейсты были ему нипочем.
– Пойдем-ка, – сказал он Клеопатре, беря ее на руки и выпрямляясь. – Глянем, что там за странные гости к нам пожаловали.
Словно бы в ответ на его слова, из сумрака навстречу выдвинулась бледная колеблющаяся фигура. В тусклом предзакатном свете она показалась прозрачной. Тимофеев попятился. От бравады не осталось и следа. Ему сделалось еще холоднее, чем прежде.
В этот момент призрак ойкнул и оступился на своих чудовищных каблуках.
– Здравствуйте, Виктор, – промолвил он серебряным женским голосом.
И голос этот был Тимофееву прекрасно знаком.
Клеопатра завозилась на руках у Тимофеева, и ее пришлось отпустить. Невесомым кошачьим шагом она приблизилась к Неземной Красавице в блистающих нездешних одеяниях и, остановившись прямо перед нею, дружелюбно задрала голову.
– Это Клеопатра, я знаю, – сказала Неземная Красавица и, присев, погладила кошку мраморной ладонью по спинке.
– Вика, – сказал Тимофеев перехваченным голосом. – Сольвик Антонова, Институт виртуальной истории, тридцатый век нашей эры… Как вы сюда попали?!
– Это было непросто, – сказала Вика с некоторой торжественностью. – Прошу вас, подойдите ближе. Нам будет удобнее разговаривать в тени, где никто не заметит нас даже ненароком.
Тимофеев повиновался, трудно соображая, как сообщить ей горькую весть.
– Вы, должно быть, не знаете, – наконец выдавил он. – Николай Фомин… он… его нет…