Саги зала щитов. Кюна волчица. Книга первая
Шрифт:
Тяжелая почти ощутимая тишина сковала небольшую вычищенную поляну пред Залом щитов. Лёствёртский люд, отдавая дань памяти своему вождю, скорбно склонил головы и только Адульв смело шагнул в очерченный нерушимой границей хольмганга круг. Маленького ярла попытался удержать один из хирдманов преградив дорогу поднятой рукою с щитом, с тревогой посмотревший на застывшую в оцепенении над телом названного отца Сольвейг. Неужто и впрямь подумал, что следующим может стать наследник, да решил оградить верный клятве уже почившему Ярлу. Маленький ярл, спокойно положив свою руку на сокрытое чешуёй ламелляра плечо война, уверено покачал головой,
Стук сердца сродни набату глухо отдавался в её груди, воительница вложив в руку Руагора оброненный меч поднялась и замерла, разум все еще отказывался верить в произошедшее, а пред взором застыло не лежащее покинутое несгибаемым духом тело. А та улыбка озарившая лицо ярла едва её клинок оборвал полную достойных свершений жизнь.
Словно согнав наваждение кровавая кройщица чуть встряхнула головой почувствовав чье-то прикосновение к ладони сжимающей обагренный кровью названного отца клинок с волчьим оголовком. Меч упал на снег, а она прижала к своему боку подошедшего Адульва прислонившего голову к её плечу. Страхи, за судьбу наследника Ярла царившие во множестве северных голов разбились подобно хрупкому льду первых заморозков при виде этой картины. И многих очень моих как удар грома поразило озарение, устыдившее каждого, что возводил хулу за бесчестный бой на Хортдоттир. А ведь рыжеволосая воительница сделала для их правителя куда больше чем прочие, клявшиеся на священных браслетах да над жаром очага в верности ярлу.
Много кто любил Руагора, но только она смогла даровать ему шанс войти в чертог Одина с высоко поднятой головой.
Долго стояли они так, последние продолжатели древнего и славного рода глядя на лежащее тело. Позже к ним подошла Аникен тоже приобнявшая пару а затем и кузнец Бруни с гномом Фиральдером даже берсерк Льёт приблизился опустив очи, не раз и не два он служил под стягом этого достойного вождя. А вокруг постепенно стали спадать оковы безмолвия, шепотками расползаясь среди окружающей арену толпы.
– Так кто теперь править будет, кто на ярлово кресло сядет? – послышался голос Вагни хорька, уж кого-кого, а его уж сильно донимал этот вопрос.
– Я ещё слишком мал да неопытен. – Адульв чуть отстранился от плеча названной тётки, обведя решительным взором Фьордфьёлькцев. – А старше меня в роду лишь Сольвейг. Славьте новую кюну вои и бонды, готовя браслеты для клятвы пред Асами, Фьордфьелькский хирд отныне её.
– Славься кюна Сольвейг Хортдоттир. – единым гласом грянули хирдманы и девы щита радостным сердцем принимая волю норн, даровавшим им в предводители неистовую воительницу.
– Славься. – вторили им все остальные фермеры-бонды да городовые с вольноотпущенниками.
И под эти выкрики готовый наплевать себе на язык Вагни прикинул, какие шансы есть у его дела при новой кюне, может зря он так напористо донимал ее, пытаясь за бросовую цену скупить оставшееся от Освальдсанов имущество дарованное Руагором, кровавой кройщице. Надобно наверно, каким даром приветить новую правительницу. Подоспела обдающая надеждой мысль. Дюже дорогим даром, поправил прозванный хорьком торгаш сам себя, припомнив как в сердцах, посреди очередного ненавязчивого торга, пятого за день, обозвал её змеюкою жадной.
Три больших щита застеленные шкурами, стоящие на месте высокого резного кресла правителя, стали последним ложем Руагора. Ярл, облаченный в кольчугу и красный плащ, с золотыми фибулами в виде голов воронов лежал, сомкнув руки на рукояти клика. Его седые борода и волосы были хорошо расчесаны, да заплетены в косы, а уставшие от тягот долгой череды зим правления, глаза, блаженно прикрыты. Так властитель Фьёрдфьёлька пролежал целых две ночи в своих родовых чертогах покуда гремел прощальный пир. Хорошо так гремел, раздольно, дабы как пристало порадовать дух ушедшего, да изготовить должное погребение.
Каждый житель мог подойти к высокому ложу, сказать пару слов принеся прощальный дар, и все подходили да не по разу. Празднество над коим не раз и не два видят Асы хохотал Руагор сидящий на застеленной кольчугами скамье под взором Одина со своим побратимом Хортом, сыном Альмондом, братьями да дюжиной предков, было поистине большим а выставленного волею новой кюны меда и того больше.
И лишь затем едва зародился рассвет третьего дня, да показалось око богов скованное Асами из искр Муспельхейма. Под скрепленные меж собой щиты подсунули копья. А четверо хирдманов-ветеранов возжелавших сопровождать своего ярла до самых чертогов всеотца подняли ложе. Великая честь предстояла воинам! Войти с ним в заготовленный курган, оставаясь навечно подле своего славного предводителя. Желавших занять это почетное место оказалось куда как больше, но выбор пал на этих четверых как самых достойных.
Длинной змеёй, сродни Ёрмунганду опоясывающему просторы Мидгарда, растянулась обдаваемая хмелем процессия, возглавляемая праздно да дорого одетыми Адульвом новоявленной кюной Сольвейг впервые на всеобщей памяти пренебрегшей своей бронёй в пользу длинного платья и конечно Аникен. Ярла под громкие драпы, песни, славившие его жизненные свершения, неторопливо спустили с высокого крыльца и пронесли через городище до самого зала щитов. Пред первым домом возведённым северянами в этих землях на том самом месте, где и пал старый воитель была вырыта огромная яма, чьи стены, как и дно, выложили камнями да укрепили упорами способными выдержать вес брёвен, коими навечно закроют посмертный чертог властителя Фьордфьёлька.
На дне вырытого кургана. Обернувшись грациозно изогнутым высоким носом, венчаемым оскаленным ликом дракона к вотчине Ньёрда, гордо стоял самый красивый дракар. Тот что ещё при жизни правителя тропою пенных полей нес его на встречу звону стали и зову славы. Множество злата да серебра устилало дно морского коня, как и прочей утвари потребной владельцу в следующей жизни. А под снятой мачтой у резного кресла, повёрнутого к носу ладьи. Стояла вестница скорби в длинном черного шелка плате вышитом серебром. Кто как не жрица Хель сможет соблюсти всё потребное для могучего ярла, дабы упаси предки не посрамить честь Руагора пред другими властителями в Асовых чертогах.
Почившего властителя усадили в кресло поверх медвежьей шкуры, положив на колени меч да златой витой рог, а поверх оружия и дара конунга Скёльда сложили его руки. Ладью до отказа забили принесёнными жителями дарами да бочками с мёдом и освежеванными тушами, не будут знать ни жажды ни голода вождь со своими войнами.
Повинуясь молчаливому жесту вестницы скорби четверо хирдманов оружные хоть сейчас в сечу в вычищенных до блеска бронях да шеломах встали у каждого угла резного кресла ярла. Помощница смерти, подойдя к первому, долго смотрела в голубые глаза северянина, своими белёсыми очами, а затем, чуть подавшись вперёд, поцеловала воина. Едва бледные губы жрицы Хель коснулись уст хирдмана молниеносно, как бросок змеи взметнулась, и рука вестницы скорби, пробив чешую ламеляра и плоть, остановив сердце длинным белым кинжалом, целиком вырезанным из кости.