Сахалин
Шрифт:
Поселенец с длинной, белой, льняной бородой всячески ухаживает за своей "сожительницей".
– Куляша! Ты бы прилегла! Ты бы присела! Куляша, не труди ножки!
"Куляша" капризничает, требует то того, то другого и, в конце-концов, выражает желание плясать в присядку.
В угоду ей, старик пускается выделывать вензеля ногами.
Здесь же в публике сидящие "Куляши" хихикают:
– Какая мораль!
Поселенцы только крутят головой. Каторга отпускает крепкие словца.
Как вдруг появляется старуха,
"Куляша" садится старику на плечи, и старик с "сожительницей" за спиной удирает от законной жены.
Так кончается эта комедия... Чуть-чуть не сказал "трагедия".
Теперь предстоит самый "гвоздь" спектакля.
Пьеса "Беглый каторжник".
Пьеса, сочиненная тюрьмой, созданная каторгой. Ее любимая, боевая пьеса.
Где бы в каторжной тюрьме не устраивался спектакль, "Беглый каторжник" на первом плане.
Она передается из тюрьмы в тюрьму, от одной смены каторжных к другой. Во всякой тюрьме есть человек, знающий ее наизусть, - с его голоса и разучивают роли артисты.
Действие первое.
Глубина сцены завешана каким-то тряпьем. Справа и слева небольшие кулисы, изображающие печь и окно.
Но публика не взыскательна и охотно принимает это за декорацию леса.
Сцена изображает каторжные работы.
Трое каторжан, изображающих толпу каторжных, копают землю.
Герой пьесы, - почему-то архитектор, Василий Иванович Сунин, - сидит в сторонке в глубокой задумчивости.
– Что лениво работаете, черти, дьяволы, лешие? Пора урок кончать!
– слышится из-за кулис.
Это - голос надзирателя.
Бьет звонок, и каторжные идут в тюрьму.
– Пойдем баланду хлебать! Что сидишь?
– говорят они Василию Ивановичу.
– Сейчас, братцы, ступайте! Я вас догоню, - отвечает он.
Василий Иванович, - его изображает тот же Сокольский, главный артист труппы, - Василий Иванович тяжко вздыхает.
– И так все впереди. Кандалы, работа, ругань, наказания! Ничего светлого, ничего отрадного. На всю жизнь! Ведь я - вечный каторжник. Бежать? Но куда? Кругом лес, тайга! Бегу! Лучше голодная смерть, лучше смерть от хищных зверей, чем такая жизнь! Разобью кандалы и бегу, бегу...
Василий Иванович снимает кандалы и... и вот уж этого-то меньше всего можно было бы ожидать.
С изумлением, с испугом оглядываюсь на "публику".
– Да что это?
Каторга разражается гомерическим хохотом... Хохочут просто над тем, как легко снять кандалы.
– Прощайте, кандалы! Вас никто больше носить не будет! Я вас разбил!
– говорит Василий Иванович.
– Прощай, неволя!
И уходит.
Действие второе снова должно изображать лес.
Накрывшись халатом, спит каторжанин.
Озираясь кругом, входит Василий Иванович.
– Убежал от погони! Гнались, стреляли! Убежал, но что будет со мной? Чем прикрою свое
В это время он замечает спящего арестанта.
– Устал, бедняга, намаялся и заснул, где работал, на сырой земле... Взять, нешто, у него халат... у него, у своего же брата.
Василий Иванович становится на колени перед арестантом. Публика начинает хихикать.
– Прости меня, товарищ, что краду у тебя последнее. Спрашивать с тебя станут, мучить тебя! Своим телом, кровью своей придется расплачиваться за этот халат... Но что ж делать? Я должен позаботиться о себе. Ты бы то же самое сделал на моем месте.
Василий Иванович снимает со спящего товарища халат.
В публике... гомерический хохот.
– Биц его! Биц!
– в каком-то исступлении орет "образованный" зритель.
Для них это только забавно. Они хохочут над "дядей Сараем"[16], который спит и не слышит, что у него отнимают последнее.
Для них это ловкая кража, - и только.
Внешность, одна внешность, - о сущности, казалось бы, такой близкой, понятной и трогающей душу, не думает никто.
Действие третье.
Сцена должна изображать дом богатого сибирского купца Потапа Петровича.
К нему-то и является Василий Иванович.
– Примите странника!
– робко останавливается он у порога.
– Милости просим, добрый человек, - необыкновенно радушно принимает его сибирский купец, - раздевайтесь, садитесь. Не хотите ли есть с дороги?
– Благодарю вас, что не погнушались принять меня!
– отвечает Василий Иванович.
– Я подожду, пока вы будете обедать.
– Как вам будет угодно.
Вообще, купец отличается в разговорах с Василием Ивановичем необыкновенной вежливостью.
Спрашивает, как зовут, и, только извинившись, задает вопрос:
– Куда путь держите, Василий Иванович?
– Мой путь лежит на все четыре стороны, - отвечает со вздохом беглый каторжник.
– Иду жить не с людьми, со зверьми. С людьми я не ужился.
– Я вижу, вы много горя приняли, Василий Иванович?
– Не стану скрывать от вас, Потап Петрович: я - беглый каторжник, кандальник, из тюрьмы бежал!
– он встает со скамьи.
– Быть может, прогоните меня после этого? Сидеть погнушаетесь с бродягой? Скажите - я уйду!
– Что вы, что вы, Василий Иванович! Прошу вас и не думать об этом.
Василий Иванович рассказывает свою историю. Как он был архитектором, как поссорился с отцом, как отец в ссоре хотел его убить.
– Тогда я взял со стены ружье и...
Василий Иванович умолкает.
– В таком случае (!), - говорит купец, - прошу вас, Василий Иванович, остаться жить в моем доме. Живите, пока понравится.
– Как мне благодарить вас?
– отвечает растроганный каторжник.
В эту минуту вбегает дочь купца.