Сахаровский сборник

Редакционно-издательский центр «Глагол».

В издании репринтно воспроизводится «Сахаровский сборник», вышедший в 1981 г. в США (Khronika Press)

Составители «Сахаровского сборника-1981»:

А. Бабенышев, Р. Лерт, Е. Печуро

Фотограф Е. Каротельский

Составители Приложения

Е. Печуро, Б. Альтшулер

Редакторы Л. С. Еремина, Е. Л. Новицкая

Художник В. Марковский

На обложке помещена фотография-листовка, распространявшаяся в СССР ко дню рождения Андрея Дмитриевича Сахарова. Всего было роздано свыше 5000 таких фотографий.

Гонорар за репринтную часть сборника переведен на текущий счет общественной комиссии по увековечению памяти А. Д. Сахарова.

В этом сборнике объединились молодые и старые, литераторы и ученые, верующие и атеисты — все наше пестрое время, которое Владимир Корнилов назвал "сахаровским".

Каждый принес то, что имел, что вырвалось, выплеснулось при мысли о человеке, чье имя прозвучит на каждой странице. Мы не старались избежать повторений и не стыдимся их: слова любви, высказанные вслух, часто похожи. Огромная, пусть не слишком умело выраженная радость и благодарность вызвали к жизни эти статьи, стихи и письма. Благодарность за встречу с человеком мужественным и добрым, справедливым, естественным и чудаковатым. Благодарность за то, что он живет среди нас, мы — его современники и его высотой будут измеряться когда-нибудь наши дни.

Андрей Дмитриевич Сахаров.

Горький. Апрель 1981 г.

Дорогой Андрей Дмитриевич! День Вашего шестидесятилетия омрачен тяжкими судьбами друзей, беззаконностью Вашей ссылки, бессменностью стражи у Вашей двери. Вас лишили правительственных наград, лишили научного и человеческого общения, у Вас отняли то, что составляет жизнь Вашей жизни: дневники, память о прошлом и будущем, научные замыслы. Никто, однако, не властен лишить Вас несравненной Вашей правоты и нашей неправительственной любви к Вам.

День 21 мая входит в душу как праздник — праздник разума, добра, духовного величия. Вашим повседневным подвигом Россия снова явила миру свою подспудную силу. По словам Льва Толстого, сила духовная бывает подавлена только до тех пор, пока она "не достигла высшей ступени, на которой она могущественней всего. Излучаемая Вами духовная мощь растет и не может быть отнята вместе с бумагами. Словом своим Вы побуждаете людей к деятельному добру. Мысль Ваша бередит и тревожит сердца, овладевает тысячами на свободе и за решеткой, учит думать и ведет с одной ступени сознания на последующую. В праздничный день Вашего шестидесятилетия хочу пожелать Вам, чтобы нравственная мощь взяла верх над грубым насилием, чтобы отнятые у Вас сокровища были возвращены Вам, чтобы Вы и все неправо-гонимые скорее вернулись домой.

Б. Биргер. Портрет Андрея Сахарова и Люси Боннэр.

1974, х. м. 86 x 75

Сослав его в Горький без следствия и суда, без объявленного приговора и срока, применив меру из ряда вон выходящую, власть оказала ему честь, какой мог бы удостоиться разве лишь наследный принц или возможный президент.

А ведь он едва ли претендовал обладать хоть какой-то материальной силой, ничем не руководил, не стоял во главе партии, ни организации, ни даже крохотного кружка единомышленников, а только был самым ярким выразителем той бестелесной мощи, которая называется "нравственное сопротивление". Много это или мало? Власть посчитала, что это, пожалуй, и есть второе правительство.

Время от времени они пишут или наговаривают на пленку свои косноязычные мемуары. Есть надежда когда-нибудь прочесть, на каком "уровне" было принято решение, какие выдвигались "про" и "контра" и кто отважился подписать. Думаю, им доставит больших трудов сформулировать, выиграли они или проиграли, попытавшись отъединить Андрея Дмитриевича Сахарова от правозащитного движения в России. Едва ли они дойдут до мысли, что сие от них вообще не зависело.

Сегодня, когда ему исполняется 60, уже можно сказать определенно, что Андрей Сахаров — несомненная и наибольшая удача демократического движения, воплощение его совести, оправдание всех его ошибок и поражений. В своей прекрасной зрелости он — звезда первой величины на небосклоне нашей общественной жизни, и это сознают и друзья его, и противники, и кто по недостатку решимости не относит себя ни к первым, ни ко вторым.

Мне посчастливилось знать его почти уже десять лет — крупнее и человечнее я не встретил, а может статься, не увижу больше и его самого, разве что неожиданная случайность поможет свидеться. Но я пожелал бы ему — помимо тех благ, каких мы обычно желаем юбиляру, — я бы пожелал, чтобы та свобода, которой мы все достойны от рождения, а он достоин больше, чем кто бы то ни было, чтобы она явилась к нему не по случайной милости притеснителей, но неожиданным и мощным поворотом истории, перед которым они окажутся не властны.