Сахарские новеллы
Шрифт:
– Ваша жена – просто волшебница, так залечила мне зуб, что он больше и не болит.
Услышав это, я поспешила перевести разговор на другую тему.
– Где же хлеб? Куда он мог запропаститься? – А сама еле сдерживала смех.
Хосе не знал, плакать ему или смеяться.
– И давно ли вы, сударыня, в стоматологи подались?
Притворяться было бесполезно, и, высоко подняв голову, я ответила ему:
– В прошлом месяце и подалась.
– И сколько же зубов вы залечили? – Ему уже тоже было смешно.
– Двум
– И чем же ты их пломбировала?
– Этого я не могу тебе сказать, – быстро ответила я.
– Тогда я никуда не поеду.
Негодяй умел меня шантажировать. Ну хорошо! Я отбежала от него подальше и тихо произнесла:
– Прочный, водостойкий, клейкий, вкусно пахнет и красивого цвета… Что это, угадай!
– Что? – нетерпеливо спросил не желавший шевелить извилинами Хосе.
– Лак – для – ногтей! – прокричала я.
– А? Пломба из лака для ногтей?! – Хосе так перепугался, что волосы на его голове стали дыбом, прямо как у героя мультика, до чертиков живописно. Я со смехом побежала прочь. Пока он пришел в себя и бросился вдогонку, сахарская знахарка была уже далеко.
Девочка-невеста
Мы познакомились с Гукой около года назад. Ее семья живет в большом доме по соседству с моей крошечной хибаркой. Она старшая дочь Хамди, полицейского. С волосами, заплетенными в толстую косу, в длинном цветастом африканском платье, босая и без чадры, не замотанная в покрывало, она частенько погоняла коз рядом с моим домиком, бойко покрикивая на них звонким голосом. Судя по всему, это была вполне счастливая маленькая девочка.
Потом она пришла ко мне учиться. Я спросила, сколько ей лет, и она ответила:
– Об этом спрашивай Хамди, мы, сахравийки, не знаем, сколько нам лет.
Ни она, ни ее братья и сестры не называли Хамди отцом, а обращались к нему по имени.
Хамди сообщил мне, что Гуке десять лет.
– Тебе, наверно, тоже чуть больше десяти? То-то вы с Гукой так хорошо ладите.
Я не нашлась, что ответить на этот безумный вопрос, и глядела на Хамди с застывшей улыбкой.
Спустя полгода мы уже крепко сдружились со всем семейством Хамди и чуть ли не каждый день пили вместе чай. Как-то раз я пила чай с Хамди и его женой Гэйбль, и Хамди неожиданно сказал:
– Моя дочь скоро выходит замуж. Прошу тебя сообщить ей об этом при случае.
Я поперхнулась чаем и с трудом произнесла:
– Ты говоришь про Гуку?
– Да, – ответил он. – Через десять дней после Рамадана сыграем свадьбу.
Рамадан, мусульманский месяц поста, вот-вот должен был начаться.
В молчании мы выпили еще одну чашку чаю, после чего я, не выдержав, спросила Хамди:
– А тебе не кажется, что
Хамди недовольно возразил:
– Мала? Моей жене было восемь, когда мы поженились.
Что ж, таковы сахравийские обычаи. Нельзя судить о них слишком пристрастно, – подумала я и умолкла.
– Расскажи об этом Гуке, она еще не знает, – попросила меня ее мать.
– Почему же вы сами ей не скажете? – удивилась я.
– О таких вещах напрямую не говорят! – уверенно ответил Хамди.
Надо же, какие ретрограды, – подумала я.
На следующий день после урока арифметики я попросила Гуку остаться, разожгла угли и заварила чай.
– Гука, вот и твой черед настал, – сказала я, подавая ей чай.
– Чего? – озадаченно переспросила она.
– Глупенькая, ты скоро выходишь замуж, – выпалила я.
Она пришла в явное изумление, лицо ее тут же покраснело.
– Когда? – тихо спросила она.
– Через десять дней после Рамадана. Ты знаешь, кто это может быть?
Она покачала головой, поставила чашку с чаем и ушла, не сказав ни слова. Впервые я видела ее такой подавленной.
Через несколько дней я отправилась в поселок за покупками и встретила старшего брата Гуки в компании с каким-то молодым мужчиной. Брат представил мне его:
– Это Аббуд, полицейский из отряда Хамди, мой хороший друг и будущий муж Гуки.
Услыхав, что это жених Гуки, я принялась пристально его разглядывать. Кожа Аббуда была не слишком темная, он был высок и хорош собой, выражался вежливо, смотрел ласково и с первого взгляда производил очень благоприятное впечатление.
Вернувшись домой, я сразу же пошла к Гуке.
– Не волнуйся! – сказала я ей. – Твой жених – Аббуд, он молод и красив, не какой-нибудь чурбан неотесанный. Хамди не выдаст тебя за кого попало.
Услышав мои слова, Гука смущенно опустила голову и ничего не ответила. Судя по выражению ее глаз, она уже смирилась с фактом скорого замужества.
По сахравийскому обычаю дары семье невесты – большой источник дохода для ее родителей. В прошлом, когда денег в пустыне не было, семье невесты дарили баранов, верблюдов, отрезы тканей, рабов, муку, сахар, чай и тому подобное. Сейчас все стало цивилизованней, и хотя семье невесты все еще вручают эти дары, постепенно их заменяют денежные купюры.
В день, когда пришел выкуп за Гуку, Хосе получил приглашение на чай, а я, как женщина, была вынуждена остаться дома. Не прошло и часа, как Хосе вернулся и сказал:
– Этот Аббуд принес Хамди двести тысяч песет! Кто бы мог подумать, что Гука стоит так дорого. (Двести тысяч песет – это больше ста тридцати тысяч тайваньских долларов.)
– Да ведь это же не что иное, как торговля людьми, – возмутилась я, а в душе немного позавидовала Гуке: мои-то родители ни одного барана за меня не получили.