Сахарские новеллы
Шрифт:
Хорошо. Я посчитала в уме, получилось, что месяц путешествий обойдется мне в сто восемьдесят тысяч песет (сто двадцать тысяч тайваньских долларов).
Нет, погодите. Нужны же две машины. Значит, уже выходит двести семьдесят тысяч испанских песет, или сто восемьдесят тысяч тайваньских долларов. Добавить к этому оснащение, бензин, продукты, воду… получается не меньше четырехсот тысяч!
Я нашарила в кармане несколько жалких купюр и вздохнула.
– Слишком дорого. Ничего не выйдет. Спасибо вам.
Я собралась уходить, но тут старик окликнул
– Есть один недорогой способ.
Я навострила уши и уселась обратно на землю.
– Какой же?
– Отправляйся с пастухами-кочевниками. Они добрый народ, идут туда, где есть дождевая вода. С ними много не потратишь. Если хочешь, сведу тебя с ними.
– Трудности меня не пугают. Могу купить и палатку, и верблюда. Помогите мне, пожалуйста! Я готова отправиться хоть сейчас.
– Да кто ж знает, когда они выйдут. Бывает, простаивают в одном месте неделю или две, а бывает, что и три месяца, если козам есть чем кормиться.
– А сколько времени им потребуется, чтобы пересечь пустыню?
– Тут не угадаешь. Они передвигаются медленно. Пожалуй, лет десять!
Стоявшие рядом расхохотались, но мне было не до смеха. В тот день я долго шла пешком домой. Приехав издалека в пустыню, я оказалась запертой в крошечном поселке. Хорошо, что у меня было хотя бы три месяца. Поживу пока здесь, а там поглядим.
На второй день после заселения со мной пришла знакомиться семья домовладельца. У двери столпились ребятишки; я улыбнулась им, взяла на руки самого маленького и пригласила всех в дом.
– Заходите, угощайтесь!
Они смущенно оглянулись на стоявшую позади полную женщину. Это была настоящая красавица: огромные глаза, длинные ресницы, белые зубы, золотисто-коричневая кожа. На ней было одеяние цвета темной лазури, волосы она закрывала. Она подошла, прижалась лицом к моей щеке, взяла меня за руку и сказала:
– Салам алейкум!
– Салам алейкум! – ответила я. Она чрезвычайно мне понравилась.
Все девочки были одеты в яркие цветастые африканские платья, волосы заплетены во множество красиво змеившихся тонких косичек. Из мальчишек кто-то был одет, а кто-то пришел голышом. Обуви ни на ком не было, тела источали тяжелый запах. Лица их были чумазы, но все же очень привлекательны.
Впоследствии я познакомилась и с самим домовладельцем. Он служил в полиции и немного говорил по-испански.
– Ваша жена – настоящая красавица, – сказала я ему.
– Странно, – ответил он. – Она ни разу к вам не приходила.
– Кто же та красивая полная дама?
– А! Это моя старшая дочь Гука. Ей всего десять лет.
Я уставилась на него, оторопев от изумления. Гука выглядела совсем взрослой, на вид ей можно было дать лет тридцать. Я ушам своим не верила.
– А вам, сеньорита, видать, тоже лет десять? Будете с дочкой подружками.
Я в замешательстве почесала голову, лихорадочно соображая, как объявить домовладельцу свой возраст.
Впоследствии, когда мы подружились с Гукой, я спросила ее:
– Гука, тебе правда всего десять лет?
– Каких лет? – переспросила она.
– Твоих. Сколько тебе лет?
– Не знаю, – ответила Гука. – Я умею считать только до десяти пальцев. Нам, женщинам, свой возраст знать ни к чему. Один папа знает, сколько мне лет.
Потом я обнаружила, что не одна Гука не знает, сколько ей лет. И ее мать, и все живущие по соседству женщины абсолютно не умеют считать, и возраст совершенно их не заботит. Заботит их только одно – достаточно ли они полны, ведь полная – значит красивая, а возраст – дело десятое.
Со дня моего переезда в пустыню прошел месяц. У меня появилось много знакомых, и испанцев, и сахрави. Один местный юноша окончил среднюю школу, в здешних краях это считается чем-то невероятным. Как-то раз он сообщил мне, светясь воодушевлением:
– Весной будущего года я женюсь!
– Поздравляю! А где твоя невеста?
– Она живет в пустыне, в хайме. (Хайма означает «шатер».)
Я глядела на этого славного юношу и надеялась, что с ним-то все будет по-другому, не так, как у его сородичей.
– А скажи, сколько лет твоей невесте?
– В этом году будет одиннадцать.
– И ты говоришь, что окончил среднюю школу?! Боже ты мой! – вскричала я.
– А что тут такого? – нахмурился он. – Моей первой жене было всего девять лет, когда мы поженились, сейчас ей уже четырнадцать, у нас двое детей.
– Как? Ты женат? Что же ты ничего о ней не рассказывал?
– Женщина же, чего о ней рассказывать.
Я вперила в него возмущенный взгляд.
– Ты все четыре раза намерен жениться? (Мусульманам разрешается иметь четырех жен.)
– Все четыре не получится, денег не хватит. Пока что и двух достаточно.
Вскоре вышла замуж Гука. На своей свадьбе она горько рыдала, как того требует обычай. Окажись я на ее месте, я рыдала бы всю оставшуюся жизнь.
Однажды в сумерках за дверью раздался автомобильный гудок. Я выбежала наружу и увидела своих новых друзей, супружескую пару.
– Прокатимся с ветерком! – предложили они, помахав мне из своего джипа.
Оба они были испанцы. Муж служил в местных воздушных войсках, и в его распоряжении был современный «корабль пустыни». Вскарабкавшись на заднее сиденье джипа, я спросила:
– Куда едем?
– В пустыню.
– А надолго?
– Часа на два – на три.
Пусть вокруг один песок, иногда все же надо выезжать куда-нибудь подальше. Машина ехала по следам шин прямо в безбрежную пустыню. Начинало смеркаться, но было по-прежнему жарко. Меня стало клонить в сон, в глазах все расплывалось… и вдруг – не может быть! Впереди, на расстоянии двухсот метров, раскинулось огромное озеро, гладкое, словно зеркало, а рядом росли деревья.
Я протерла глаза. Машина на всех парах мчалась прямо в озеро. С заднего сиденья я хлопнула водителя по голове.