Сакрамента

Эмар Густав

Тут, между прочим, мы должны заметить, что в биографиях обоих друзей, к сожалению, не содержалось ничего, достойного внимания.

Родом из индейского поселения племени ярохосов, они вынуждены были покинуть родные места, поскольку слишком часто пускали в ход ножи, и жить, как они говорили, разными средствами, то есть промышлять разбоем на больших дорогах. Они, конечно, не могли рассчитывать, что им удастся жить так вечно. Они понимали, что рано или поздно их ждет либо петля, либо пуля. Но к счастью для них, между Мирамоном и Хуаресом вспыхнула война.

Друзья

тотчас же почуяли легкую поживу и пристроились к отряду, грабившему караваны, а иногда даже и дилижансы, курсировавшие между Мексикой и Веракрус. Богатый предшествующий опыт в подобных делах сослужил им хорошую службу. Карваяль ценил их высокий профессионализм, и они успешно продолжали свою плодотворную деятельность на поприще грабежей, но уже, так сказать, на законном основании теперь они грабили будто бы врагов своей партии.

Вот, собственно, и вся биография достопочтенных сеньоров Педросо и Карнеро. Незнакомец выслушал их рассказ внимательно и даже с некоторым интересом, и это, по-видимому, весьма польстило самолюбию бандитов.

Сеньор Педросо пустил в ход все свое ораторское искусство и с присущим мексиканцам красноречием разворачивал перед незнакомцем картины их жизни, полной самых невероятных приключений.

Тут уместно отметить еще один любопытный факт, а именно: в Мексике все люди, к какому бы классу они ни принадлежали, изъясняются изысканным, изящным языком. А поскольку по одежде тоже весьма трудно судить о принадлежности к тому или иному классу, то путешественнику европейцу бывает довольно трудно, если вообще возможно, узнать, какое положение в обществе занимают люди, с которыми ему приходится сталкиваться будут ли это бродяги, торговцы, бандиты, генералы или ученые. Речь их одинаково изысканна, а манеры благородны. Вот почему превратности судьбы, столь привычные в Мексике, когда вчерашний корабельный маклер преображается в полковника, а бедняк-пеон в миллионера-рудокопа, новоявленный любимец фортуны не испытывает ни малейшей неловкости или неудобства. Он мгновенно свыкается с новым положением и никогда не совершит ни одной из тех чудовищных оплошностей, которые с головой выдают наших европейских нуворишей.

Наполнив снова стаканы, незнакомец первый прервал молчание, наступившее было после исповеди друзей.

— Черт побери, сеньоры! — заговорил он добродушным тоном. — Если жизнь ваша и была полна трудностей, согласитесь, вам, по крайней мере, есть что вспомнить, и если теперь вы вынуждены отказаться от некоторых привычных занятий, то утешением вам должно служить почетное положение в обществе.

— Да, да, конечно, — поддакивал Карнеро, — к тому же положение весьма недурственное.

— За свое будущее мы можем быть покойны, — добавил Педросо напыщенным тоном, залпом осушив содержимое стакана.

— Но как часто, — продолжал незнакомец, — счастливый поворот судьбы несет с собой огорчения.

— Огорчения?

— Бог мой, ну да. Теперь, когда вы имеете честь состоять на службе у его превосходительства дона Бенито Хуареса, лежащие на вас ответственные обязанности, наверное, поглощают все ваше время, и

вы, конечно, уже не располагаете возможностью заниматься какими-либо другими делами, как это бывало прежде.

— Ваше замечание в высшей степени справедливо, кабальеро, — отвечал Педросо чванливо, тем более, что мы пользуемся полным доверием у нашего знаменитого начальника, полковника Карваяля.

— Это великий человек, — заметил незнакомец.

— Да, он отлично владеет партизанским ремеслом, — продолжал Педросо. — Однако мы не настолько поглощены служебными обязанностями, чтобы вовсе не иметь свободного времени для своих личных дел.

— Хотя мы прежде всего блюдем интересы родины, — живо подхватил Карнеро, — мы отнюдь не склонны пренебрегать личными интересами.

— Истинная правда, сеньоры! — радостно воскликнул незнакомец.

— Клянемся честью, кабальеро, — продолжал Педросо, — и в доказательство своих слов можем сообщить, что как раз сейчас мы ждем…

— Молчите, дорогой друг, — прервал его Карнеро. — Это не представляет интереса для кабальеро. И, кроме того, ему вполне достаточно того, что мы сказали.

— Совершенно верно, сеньор, можете в этом не сомневаться.

Трое мужчин приподнялись со своих мест и церемонно раскланялись.

Незнакомец заказал еще бутылку водки.

Когда стаканы были наполнены снова, незнакомец перегнулся через стол и, бросив подозрительный взгляд по сторонам, сказал:

— Ну, а теперь потолкуем.

— Что ж, потолкуем, — отвечали друзья.

— Беседа изощряет ум, -многозначительно изрек Педросо.

Незнакомец улыбнулся.

— Вы любите деньги?

— Мы предпочитаем чистое золото, -ответили друзья как по команде.

— В таком случае мы сможем столковаться. Друзья обменялись взглядом.

— Весьма вероятно.

— Если бы вам представился случай без особых трудов заработать много золота, и к тому же за короткий срок вы согласились бы?

— Разумеется… — поспешно ответил Карнеро.

— Простите, что я вас перебиваю, -вмешался Педросо, — но давайте во избежание недоразумений сначала как следует уясним, что вы понимаете под словами «много золота»?

— Кругленькую сумму.

— Какую именно? Десять пиастров, сто пиастров, пятьсот пиастров — какую сумму вы имеете в виду? Вам следовало бы назвать точную сумму.

— Мне нравится ваш деловой подход, кабальеро!

— Мы всегда безукоризненно выполняем принятые на себя обязанности, кабальеро. А поэтому желаем выяснить суть вашего предложения во всех подробностях.

— Мне доставляет удовольствие иметь дело с такими обстоятельными людьми, сеньоры. Итак, я буду выражаться по возможности точнее, чтобы удовлетворить ваше вполне справедливое любопытство. Под круглой суммой я имею в виду тысячу унций золотом, или семнадцать тысяч пиастров.

— О! О! — вскричали они, видимо удивленные столь значительной суммой. — Тысячу унций на двоих!

— Никак нет, по тысяче унций на каждого. У друзей закружилась голова от радости, они недоверчиво посмотрели на незнакомца, но тот только улыбнулся.