Салимов удел
Шрифт:
— Вот пройдет моя писанина через три черновика, редакторскую правку, окончательный набор и печать — я лично прослежу, чтобы вы получили четыре экземпляра. С автографом. А пока эти бумаги относятся к разряду личных.
Паркинс улыбнулся и отошел.
— Годится. Хотя все равно мне чертовски сомнительно, что там — подписанное признание.
Бен вернул улыбку.
— Марк Твен сказал: роман — признание во всем человека, который так ничего и не совершил.
Паркинс выпустил струю дыма и пошел к двери.
—
Бен кивнул.
— Понятно.
— И надо бы вам знать, как оно в городках вроде Салимова Удела, или Милбриджа, или Гилфорда, или в любом ссаном «бурге». Пока не проживешь в городке лет двадцать, все будешь чужаком.
— Знаю. Извините, если фыркнул на вас. Но после того, как неделю ищешь и ни шиша не находишь…
Бен потряс головой.
— Да, — согласился Паркинс. — Для матери беда. Страшная беда. Вы поосторожней.
— Конечно, — сказал Бен.
— Не обиделись?
— Нет. — Он помолчал. — Скажете мне одну вещь?
— Коли смогу.
— Где вы взяли эту книжку? Честно?
Паркинс Джиллеспи улыбнулся.
— Ну, есть в Камберленде один малый, держит сарай для подержанной мебели. Такой неженка, по фамилии Гендрон. Продает мягкие книжки по десять центов за штуку. Таких у него было пять.
Бен запрокинул голову и расхохотался, а Паркинс Джиллеспи вышел, улыбаясь и попыхивая сигаретой. Бен подошел к окну и смотрел, пока не увидел, как констебль появился на улице и перешел дорогу, осторожно ступая черными галошами, чтобы не угодить в лужу.
До того, как постучаться, Паркинс на минуту остановился, чтобы заглянуть в витрину нового магазина. Когда здесь помещалась Деревенская Лохань, человек, заглянувший в это окно, увидел бы только множество толстых баб в бигуди, которые добавляли отбеливатель или вытаскивали из приделанной к стене машины чистое белье, и все они чуть ли не поголовно жевали резинку — ни дать ни взять коровы с пастью, полной жвачки. Однако вчера и почти весь день сегодня тут простоял грузовик портлендского художника-оформителя, так что магазин выглядел сильно изменившимся.
На витрину взгромоздили платформу, укрытую образчиком толстого узловатого ковра светло-зеленого цвета. Наверху пара невидимых с улицы прожекторов заливала мягким светом три расставленных в витрине предмета, выделяя их: часы, прялку и старомодный кабинет черешневого дерева. Перед каждым предметом стояла небольшая подставка, на подставке — ярлычок с разумной ценой… да Господи, неужто найдется человек, который в здравом уме выложит шесть сотен за прялку, коли можно съездить в центр, в «Вэлью-хаус», и за сорок восемь долларов девяносто пять центов купить «Зингер»?
Паркинс вздохнул, подошел к двери и постучал.
Не прошло и секунды, как та открылась, будто новый мужик прятался за ней, поджидая, чтобы Паркинс подошел.
— Инспектор! — еле заметно улыбаясь, сказал Стрейкер. — Как хорошо, что вы заглянули.
— Наверное, просто констебль, по старинке, — сказал Паркинс, закурил «Пэлл Мэлл» и небрежно вошел. — Паркинс Джиллеспи, приятно познакомиться.
— Он сунул Стрейкеру ладонь. Ладонь ухватили, легонько сжали пальцами, показавшимися на ощупь ненормально сильными и очень сухими, потом выпустили.
— Ричард Трокетт Стрейкер, — сообщил лысый мужчина.
— Я догадался, — сказал Паркинс, оглядываясь по сторонам. Весь магазин был застлан и отдан во власть маляров. Запах свежей краски был приятным, но сквозь него словно бы пробивался какой-то другой неприятный запашок. Его Паркинс распознать не сумел. Он снова переключил внимание на Стрейкера.
— Чем могу быть полезен в такой прекрасный день? — поинтересовался тот.
Паркинс обратил свой мягкий взгляд за окно, где безостановочно лил дождь.
— Да, по-моему, ничем. Просто заскочил узнать, как дела. Более или менее сказать вам «добро пожаловать в город» и пожелать удачи.
— Какая чуткость. Хотите кофе? Чуточку шерри? Там внутри у меня есть и то, и другое.
— Нет, спасибо, задерживаться не могу. Мистер Барлоу тут?
— Мистер Барлоу в Нью-Йорке на закупках. До десятого октября — самое раннее — я его не жду.
— Стало быть, откроетесь без него, — сказал Паркинс, думая, что, если цены на витрине хоть о чем-то говорят, вряд ли у Стрейкера не будет отбою от покупателей. — Кстати, а звать Барлоу?
Снова явилась тонкая, как лезвие, улыбка Стрейкера.
— Это профессиональный интерес, констебль?
— Не-а. Просто любопытно.
— Полное имя моего партнера — Курт Барлоу, — сказал Стрейкер. — Мы работали вместе и в Лондоне, и в Гамбурге. Это, — он повел рукой вокруг себя, — наш уход от дел. Скромно. И тем не менее, со вкусом. Мы ожидаем, что заработаем только на прожитие, не более. И все-таки оба любим старые вещи… отличные вещи… и надеемся приобрести репутацию в округе… может быть, даже во всем вашем таком чудесном регионе Новая Англия. Как вы думаете, констебль, это возможно?
— По мне, так все может быть, — ответил Паркинс, озираясь в поисках пепельницы. Ничего такого он не увидел и стряхнул пепел в карман плаща. — Ну, все равно, надеюсь, вам повезет как нельзя лучше… увидите мистера Барлоу, скажите, что я постараюсь наведываться.
— Хорошо, — сказал Стрейкер. — Он получает огромное удовольствие от общения.
— Отлично, — сказал Джиллеспи. Он пошел к дверям, помедлил, оглянулся. Стрейкер пристально смотрел на него. — Кстати, как вам этот старый дом?