Салон черной магии
Шрифт:
Даша замолчала и несколько раз глубоко затянулась сигаретой.
– Очень страшно, — вместе с облачком дыма выпустила она слова. — Очень страшно, когда читаешь историю болезни умершего от такой болезни ребенка. Я просто физически чувствовала, как был растерян и подавлен лечащий врач. Такие… скупые строки, и в них — боль. А в последние несколько месяцев жизни ребенка записи делались каждый день. Вот это самое страшное. Такой, понимаешь, дневник смерти.
Даша замолчала. И мне вдруг стало заметно, как она похудела и осунулась за все то время, которое мы не виделись. Да и эта
– А с тем врачом, который берется лечить таких детей, ты общалась?
– Нет.
– Почему? — с недоумением проговорила я. — Если он берется лечить, значит, у него хоть что-то получается. Значит, он знает хоть что-то об этом заболевании. Тебе обязательно нужно…
– Да я понимаю! — воскликнула Даша. — Я уже много раз пыталась добраться до этого врача, но у него какая-то непонятная система: в его клинику не пускают никого, кроме пациентов, записанных на прием.
– И ты запишись, — посоветовала я.
– Десять раз, наверное, записывалась, но мне все время говорили, что моей фамилии в списках нет.
– Странно, — сказала я.
– Конечно, странно, — согласилась Даша.
Мы еще немного посидели в тишине. Честно говоря, мне было совсем не по себе от Дашиного рассказа. Ведь это самое ужасное, когда дети мучаются. Нельзя, чтобы мучились дети. И почему, откуда берутся силы, заставляющие мудрую природу создавать подобные отвратительные заболевания… Или это виновата не природа?
"Черт возьми, — подумала я, — поскорее бы приехал Васик. Рассказал бы о своем приключении. Разрушил бы это гнетущее состояние, а то мы сидим сейчас, и будто вся комната наполнена густой, как липкая смола, тоской. Даша не смотрит на меня, задумалась о чем-то. Обычно, когда она о чем-то задумывается, то смотрит в окно — светлым и отрешенным, только ей свойственным взглядом. А сейчас она в пол уставилась. Да, здорово изменилась моя подруга. Вечно витала в облаках, а теперь столкнулась с жестокой действительностью. Да еще с какой!
– Интересно, — осмелилась я нарушить тишину, — что же такое с Васиком случилось? Менты, милиция… Неужели опять вляпался в какую-то историю? Это он может. У него на это просто талант.
– Что-то с Ниной случилось скорее всего, — бесцветным голосом проговорила Даша, — и что-то серьезное, судя по всему.
Голос у Васика по телефону был очень встревоженный, я его не сразу даже узнала.
– Ну, ты; может, преувеличиваешь? — неуверенно проговорила я. — Может, от всех этих кошмаров, связанных с твоей работой, у тебя несколько изменилось ощущение действительности? Такое бывает. Когда нехорошо внутри, тогда и снаружи все отвратительным кажется.
Даша пожала плечами.
– Сейчас он приедет и сам, расскажет, — проговорила она, — я что-то на самом деле устала немного. Да и еще вот… — вспомнила она вдруг. — Я ведь давно к тебе собиралась, но только не могла никак время выбрать. У меня к тебе большая просьба.
– Какая? — спросила я.
– Понимаю, что не имею права заставлять тебя влезать не в свое дело, но мне очень нужна твоя помощь… — Даша, как обычно, начала издалека.
– Говори, — сказал я, — ты же знаешь, что любую твою просьбу я исполню с радостью.
– С радостью… — невесело усмехнулась Даша, — радости, правда, в последнее время что-то маловато. Дело в том, Ольга, что хотела тебя попросить как-нибудь навестить меня на работе. Просто прийти и спросить у вахтера, как меня найти. Тебе покажут, в какой я комнате. Лучше всего это сделать в понедельник или вторник. Или, скажем, в пятницу. Но можешь и в любой другой день.
– По понедельникам у тебя тоже бывают больные дети? — догадалась я.
– Точно, — кивнула Даша. — Ты приди и просто поговори с ними, пообщайся, как ты умеешь. Глядишь, и обнаружишь, как им можно помочь. Мне почему-то кажется, — доверительно добавила Даша, — что у тебя это получится. Ведь помигала же ты многим людям…
Я неопределенно качнула головой. Прийти-то я приду. Могу и пообщаться с больными детьми, постараюсь проникнуть в подсознание кого-то из них, чтобы выяснить, в чем причина их странной болезни. Если организм поражен на уровне психическом, то почти наверняка смогу быть чем-нибудь полезна этим несчастным малышам.
– Так ты согласна? — с надеждой спросила Даша.
– Конечно, согласна, — ответила я, — в понедельник буду как штык.
– Отлично! — просияла Даша. И раздался звонок в дверь.
Конечно, это явился Васик. Но это был очень странный Васик. Одежда на нем болталась, а волосы были растрепаны так, что казалось, будто он приехал сюда не на машине, а скакал на коне через бескрайние снежные равнины; К тому же — что более всего бросалось в глаза — лицо его было изуродовано явно очень сильным ударом: губы вспухли и сочились кровью; слева ото рта расплывался обширный синяк, а когда Васик приоткрыл рот, чтобы поздороваться, стали видны острые осколки — то, что осталось от его передних зубов.
– Ждравштвуйте, — угрюмо прошепелявил он, вваливаясь в прихожую, — только-только ошвободилфя и фраву к вам. Ольга. — Он исподлобья посмотрел на меня. — Ты мне офень нувна, офень…
– Мамочки, — произнесла позади меня Даша, — вот это видок!..
– Васик, — ошарашенно пробормотала я. — Кто тебя так отделал?
– Фейфаф рафкаву, — ответил Васик.
– Кто? — переспросила Даша, — Фейфах Рафкаву? Кто он такой? Имя вроде арабское…
– Погоди, — остановила я Дашу, — он не то имел виду. Он хотел сказать — "сейчас расскажу".
– А-а… — протянула Даша.
– А ты, Васик, — повернулась я к Васику, — раздевайся и проходи на кухню. Там и расскажешь все по порядку. И говори, пожалуйста, помедленнее и более… членораздельно. А то и правда, очень трудно понимать, что ты хочешь довести до нашего сведения.
– У него же зубы передние переломаны, — прошептала, приложив ладони к щекам, Даша. — Поэтому он так неразборчиво говорит, шепелявит.
– Я не фепелявяю! — воскликнул Васик, сдирая с себя куртку. — То ефть… Я не потому фепелявлю, фто… Тьфу ты, фферт!