Сальвадор Дали

Нюридсани Мишель

Федерико Гарсиа Лорка поселится в Резиденции двумя годами позже Бунюэля, но жил он там не постоянно, а наездами, порой долго отсутствовал. Родом он был из Гранады. В 1918 году у него уже вышел очень симпатичный сборник рассказов под названием «Впечатления и пейзажи», он написал их в девятнадцать лет и издал за свой счет. В этой книге, напечатанной в типографии «Траверсет» в легком романтическом стиле, он описывал свое путешествие по Старой Кастилии и Леону, Авиле, Вальядолиду, Саморе, Саламанке и Бургосу с его монастырями, путешествие, которое он совершил со своими товарищами под руководством преподавателя истории искусства Мартина Домингеса Берруэтты. Всему и вся нашлось место в этой книжке: и прекрасным закатам, и прохладной тени, и маленькой кастильской таверне

на «золотом холме», и привокзальным садикам, и заброшенной церквушке, и Гранаде, и — уже тогда — смерти.

У этого нового обитателя студенческой резиденции все карманы были полны стихов, и читал он их, как никто другой.

Он был чертовски обаятельным. И чертовски талантливым.

Звездой Резиденции был он.

Как и все остальные, Бунюэль не устоял перед его обаянием. «Наша дружба, глубокая и искренняя, — рассказывает он, — завязалась с самой первой нашей встречи. Несмотря на то, что у неотесанного арагонца и аристократичного андалузца не было ничего общего — а, может быть, именно благодаря контрасту — мы стали почти неразлучными. По вечерам он уводил меня в рощу за резиденцией, мы устраивались на траве (лужайки вперемежку с дикими зарослями тянулись тогда до самого горизонта), и он читал мне свои стихи. Читал потрясающе».

Так же потрясающе пел, аккомпанируя себе на рояле, имевшемся в Резиденции.

Еще в десять лет Лорка узнал, что такое «безраздельная любовь к музыке». Он занимался сольфеджио и гармонией, познал искусство фуги, брал уроки игры на пианино и скрипке, учился сочинять музыку. Вместе со своим учителем музыки он разбирал партитуры, разучивал оперные партии. Музыка была для него таким же обычным делом, как человеческая речь. Именно своему учителю музыки дону Антонио Сегуре, не называя его имени — из скромности, как он потом скажет, — посвятил он свои «Впечатления и пейзажи». «Незабвенной памяти моего старого учителя музыки, который с видом влюбленного идальго запускал в свои волосы цвета потемневшего от времени серебра свои руки, которые так чудесно играли на пианино и создали столько модных ритмов, и в груди которого чарующие звуки какой-нибудь сонаты Бетховена способны были пробудить прежние страсти. Он был святым. Со всем моим уважением и преданностью. Ф.Г.Л.».

Лорка никогда не заставлял публику упрашивать себя что-нибудь сыграть: место за инструментом было его «обычным» местом. Он играл на пианино и говорил. Он комментировал то, что играл, и аккомпанировал своим словам, приглашая слушателей к дискуссии и обмену мнениями, при этом всегда оставаясь доброжелательным, приятным и интересным собеседником.

Когда поздним вечером оркестр, выступавший в кафе «Альмейда», заканчивал работу и складывал свои инструменты, Лорка поднимался на эстраду и до самого утра играл на пианино.

«До 1917 года жизнь поэта, — писал он в одной своей статье, в которой говорил о себе в третьем лице, — была посвящена исключительно музыке. Он дал множество концертов и основал "Общество камерной музыки", где квартет исполнял всех классиков».

Согласно Марсель Оклер, написавшей о Лорке восторженную книгу, он откроет себе самого себя благодаря своему другу Эмилио Прадосу. Тот лечился в Швейцарии от кровохарканья. Федерико Гарсиа Лорка часто писал ему и в своих письмах так красиво умел изобразить швейцарские горы, которые он никогда не видел, а лишь рисовал в своем воображении, что однажды его друг не удержался в ответном письме от восклицания: «Федерико, ты поэт! Ты должен сочинять стихи! Пришли мне поскорее свои первые поэмы!»

Это стало прозрением.

Отныне все, что Лорка услышит, вдохнет, почувствует, увидит и переживет, он трансформирует в стихи.

Даже свои театральные пьесы.

Один лишь отец Лорки не одобрял суету вокруг его Федерико — еще бы, его сына все считали большим талантом, почти гением. В одном из писем к своему другу дон Антонио Родригес Эспиноса пересказывает такую поучительную сцену: «Как-то летом Федерико решил отдохнуть и провести несколько недель вместе со всей своей семьей в Малаге; они остановились в гостинице "Эрнан Вортес дель Лимонар". В это время сын делал свои первые шаги на литературной ниве. Отцу очень не нравились те восторженные похвалы, которыми друзья Федерико встречали в Гранаде его поэмы и, поскольку он хорошо меня знал и считал не способным обмануть его, он настоял на том, чтобы однажды вечером я пошел вместе с ними поужинать и послушать стихи его сына. Мы сидели на террасе у моря, и, покончив с едой, Федерико прочел нам три своих сочинения: "Свечи", "Дороги святого Иакова" и маленькое романсеро, посвященное Красной Шапочке. В выбранных сюжетах не было ничего необычного, но в исполнении автора рифмы и смелые метафоры этих трех поэм звучали столь впечатляюще, что я сказал его отцу: "Если твой сын будет усердно работать и приложит усилия, чтобы достичь высот на этом поприще, будь уверен, он займет такое же место среди поэтов нашей страны, какое занимают Хоселито и Гало среди тореро: то есть будет лучшим"».

В Резиденции Лорка познакомился с Рафаэлем Альберти [148] , как и он, андалузцем, он стал называть его «кузеном». После ужина, в парке, под сенью олеандров Лорка декламировал свои стихи. Очарованный Рафаэль Альберти в ответ читал поэмы собственного сочинения и, под впечатлением момента, пообещал посвятить ему одну из них.

Хуан Рамон Хименес [149] и Антонио Мачадо [150] приезжали иногда в Резиденцию, чтобы почитать студентам свои произведения. Известные писатели полюбили атмосферу студенческой Резиденции и энтузиазм молодых поэтов и художников.

148

Рафаэль Альберти (1902—1999) — испанский поэт.

149

Хуан Рамон Хименес (1881—1958) — испанский поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе 1956 года.

150

Антонио Мачадо (1875—1939) — испанский поэт, драматург, эссеист.

Лорка обладал даром незамутненной искренности. Его чувства находили свое выражение в веселом смехе и доброжелательном отношении к окружающим. Он был само очарование.

И сама беззаботность.

Он имел все: талант, природную широту души, богатство. Он был как дитя, этакий андалузский Моцарт.

Вообще-то он приехал в Мадрид, чтобы изучать право, но очень скоро с головой окунулся в литературную жизнь. «Вскоре он уже всех знал, и все знали его», — спустя шестьдесят лет писал Бунюэль, все еще находясь под впечатлением от него.

Один из друзей Лорки по Гранаде опубликовал в газете восторженный отчет о его поэтическом вечере в студенческой резиденции: «Мы имеем дело с необыкновенной личностью, с великим поэтом, новатором испанской поэзии, самым изысканным, самым блистательным, самым универсальным из всех современных испанских поэтов».

Другой (Мельхиор Фернандес Альмагро) писал своему гранадскому другу: «Тем вечером, когда он читал в Резиденции свои стихи, я пошел с друзьями его послушать, и все мы присоединились к кругу его преданных поклонников. Обитатели "Рези" были до такой степени очарованы им, столь велики были нахлынувшие на них чувства, что они готовы были не отпускать его всю ночь».

«На холме, поросшем тополями, — писала Марсель Оклер, как и все остальные, находившаяся под его обаянием, — молодые люди наслаждались счастьем созидания».

Лорка писал свои стихи в промежутках между развлечениями, но при этом умел непостижимым образом концентрироваться. Если он погружался в процесс творчества, уже ничто не могло отвлечь его. Стоя, сидя за столом или даже лежа, где бы он ни находился, царапал карандашом поэтические строки на клочках бумаги, которые потом рассовывал по карманам, если не удосуживался их потерять.