Сальватор. Том 1
Шрифт:
Подобно путеводной звезде волхвов, его совесть сияла и указывала ему верный путь. На одно мгновение непогода закрыла его небосвод и он едва не сбился с пути. Но скоро он снова прозрел и пустился в дорогу, ежели и не с полным доверием, то с непреклонной решимостью.
Доминик с улыбкой ступил на последнюю ступеньку дворцовой лестницы.
Какой затаенной мысли он мог улыбаться в столь затруднительном положении?
Но едва он вышел на двор Тюильрийского дворца, как увидел доброжелательное лицо Сальватора: тот с лихорадочным беспокойством поджидал аббата, беспокоясь за исход дела.
Одного взгляда на несчастного монаха, оказалось достаточно, чтобы понять, чем закончился его визит к королю.
– Отлично! – молвил он. – Вижу, король удовлетворил вашу просьбу и предоставил отсрочку.
– Да, – кивнул аббат Доминик. – В глубине души это прекрасный человек.
– Вот что меня отчасти с ним примиряет, – продолжал Сальватор. – Благодаря этому я готов вернуть свою благосклонность его величеству Карлу Десятому. Прощаю ему слабости в память о его врожденной доброте. Надо быть снисходительным к тем, кому не суждено слышать правду.
Внезапно переменив тон, он продолжал:
– Сейчас возвращаемся в Консьержери, не так ли?
– Да, – только и ответил аббат, пожимая другу руку.
Они сели в проезжавший по набережной свободный экипаж и скоро были на месте.
У ворот мрачной тюрьмы Сальватор протянул Доминику руку и спросил, что тот намерен делать после встречи с отцом.
– Я тотчас покину Париж.
– Могу ли я быть вам полезен там, куда вы отправляетесь?
– Под силу ли вам ускорить получение паспорта?
– Я помогу вам получить его незамедлительно.
– В таком случае ждите меня у себя: я зайду за вами.
– Нет, лучше я буду ждать вас здесь через час, вы найдете меня на углу набережной. В тюрьме разрешено оставаться лишь до четырех часов, сейчас – три.
– Стало быть, через час, – повторил аббат Доминик и еще раз пожал молодому человеку руку.
Он исчез под мрачными сводами.
Пленника препроводили в камеру, где когда-то сидел Лувель и где было суждено оказаться Фьеши. Доминик без затруднений проник к отцу.
Господин Сарранти сидел на табурете. При виде сына он поднялся и шагнул ему навстречу. Тот поклонился с почтительностью, с какой приветствуют мучеников.
– Я ждал вас, сын мой, – сообщил г-н Сарранти.
В его голосе послышался упрек.
– Отец! – отвечал аббат. – Не моя вина в том, что я не пришел раньше.
– Я вам верю, – взяв его руки в свои, отозвался пленник.
– Я только что из Тюильри, – продолжал Доминик.
– Из Тюильри?
– Да, я виделся с королем.
– С королем, Доминик? – удивился г-н Сарранти, пристально вглядываясь в сына.
– Да, отец.
– Зачем вы к нему ходили? Надеюсь, не для того, чтобы добиться отмены приговора?
– Нет, отец, – поспешил сказать аббат.
– О чем же вы его просили?
– Об отсрочке.
– Отсрочка?! Зачем отсрочка?
– По закону вам положено три дня для подачи кассационной жалобы; если ничто не заставляет суд поторопиться с приговором, рассмотрение дела может занять от сорока до сорока двух дней.
– Так что же?
– Я попросил два месяца.
– У короля?
– Да.
– Почему два месяца?
– Мне необходимо это время, чтобы добыть доказательства вашей невиновности.
– Я не стану подавать кассацию, Доминик! – решительно заявил г-н Сарранти.
– Отец!
– Нет, это решено окончательно, я запретил Эмманюэлю кассировать от моего имени.
– Отец, что вы говорите?
– Говорю, что отказываюсь от какой бы то ни было отсрочки; раз меня осудили, я хочу, чтобы приговор был приведен в исполнение; я дал отвод судьям, но не палачу.
– Отец, выслушайте меня!
– Я хочу, чтобы меня казнили… Спешу покончить с земными мучениями и людской несправедливостью.
– Отец, – печально прошептал аббат.
– Я знаю, Доминик, все, что вы можете сказать по этому поводу; я знаю, в чем вы вправе меня упрекнуть.
– Высокочтимый отец! – краснея, произнес Доминик. – Я готов умолять вас на коленях…
– Доминик!
– А что если б я вам сказал: в глазах людей вы будете непричастны к преступлениям и столь же чисты, как Божий свет, что пробивается сюда сквозь прутья этой тюремной решетки…
– Вот что, сын мой: после смерти я предстану во всем блеске невиновности, но я не стану просить отсрочки и не приму милости.
– Отец! Отец! – в отчаянии вскричал Доминик. – Не упорствуйте в своем решении, ведь оно приведет к вашей смерти и повергнет меня в отчаяние, и, возможно, из-за этого я сгублю свою душу.
– Довольно! – остановил сына г-н Сарранти.
– Нет, не довольно, отец!.. – опускаясь на колени, продолжал Доминик; он сжал руки отца, осыпал их поцелуями и омыл слезами.
Господин Сарранти попытался отвернуться и вырвал свои руки.
– Отец! – не унимался Доминик. – Вы отказываетесь, потому что не верите моим словам; отказываетесь, так как вам взбрело в голову, что я прибегну к уловке, дабы оспорить вас у смерти и прибавить вам два месяца жизни, такой благородной и полной, а вы чувствуете, что можете умереть в любую минуту и умрете в глазах Верховного Судии во цвете лет и как герой.
Печальная улыбка, свидетельствовавшая о том, что Доминик попал в точку, мелькнула на губах г-на Сарранти.