Сальватор
Шрифт:
– Вроде бы нет. Но я назвал вас ямщиком только потому, что вы работаете ямщиком.
– Ну тогда ладно!
И Жибасье, ворча, направился было к лошадям.
– А что, собственно, вам от меня было нужно? – спросил вдогонку коридорный.
– Мне? Ничего…
– Но ведь вы только что сказали…
– Что?
– Эй, приятель!
– А! Ну да… Тут дело такое: господин Пуарье…
– Какой господин Пуарье?
– Ну, господин Пуарье, как же!
– Не знаю я никакого господина Пуарье.
– Господин Пуарье, владелец фермы в наших краях, неужели не знаете? У господина Пуарье стадо в четыре сотни голов! И вы не знаете господина Пуарье?!.
– Я же вам уже сказал, что не знаю.
– Тем хуже для вас! Так вот, он приедет сюда в одиннадцатичасовой карете из Пиат-д'Этен. Вы, надеюсь, знаете расписание прибытия кареты из Пиат-д'Этен?
– Нет.
– А что вы тогда вообще знаете? Чему научили вас ваши отец и мать, если вы не знаете ни господина Пуарье, ни кареты из Пиат-д'Этен?.. Да, надо признать, это недосмотр со стороны ваших родителей.
– Ну так что же вы хотите сказать по поводу господина Пуарье?
– А! Так вот, я хотел было передать вам сотню су от господина Пуарье… Но, поскольку вы с ним не знакомы…
– Но мы ведь можем и познакомиться.
– Ну, если вы его не знаете…
– Ладно, но почему это он решил вручить мне сто су? Ведь не за мои же прекрасные глаза!
– О, конечно же, нет, тем более что вы косоваты, дружок!
– Это не важно! Но зачем же это господин Пуарье поручил вам передать мне сто су?
– Затем, чтобы вы оставили ему комнату в гостинице. У него какие-то дела в предместье Сен-Жермен, вот он и сказал мне: «Шарпильон!..» Это наша фамилия, она перешла ко мне по наследству от отца, а ему от деда…
– Очень приятно, господин Шарпильон, – ответил коридорный.
– Так вот, он мне сказал: «Шарпильон, отдай сто су девице из «Великого турка», что на площади Сент-Андре-дез-Арк, и пусть она придержит для меня комнату». Так где же девица?
– Искать ее не имеет смысла. Я точно так же могу оставить для него номер.
– Ну нет! Вы ведь его не знаете…
– А мне и не надо его знать для того, чтобы оставить ему комнату.
– Точно! А вы далеко не так глупы, как кажетесь на первый взгляд!
– Спасибо!
– Вот ваши сто су. Вы, надеюсь, узнаете его, когда он приедет?
– Господина Пуарье?
– Да.
– Особенно, если он назовет себя?
– Конечно же, назовет! У него нет причин скрывать свое имя.
– Тогда его проводят в комнату номер одиннадцать.
– Когда увидите добродушного толстяка в кашне, закрывающем половину лица, и в плаще из коричневого кастора, можете смело говорить: «Это господин Пуарье». А теперь, спокойной вам ночи! Хорошенько натопите номер одиннадцать, потому что господин Пуарье плохо переносит холод… Ах, да, вот еще что… Полагаю, что он будет доволен, если найдет в комнате хороший ужин.
– Хорошо! – сказал коридорный.
– Ах, чуть было не забыл!.. – произнес лже-Шарпильон.
– Что еще?
– Да главного-то я вам не сказал! Он пьет только бордо.
– Хорошо! У него на столе будет стоять бутылка бордо.
– Ну, тогда больше и желать нечего. Кроме разве того, что такие глаза, как у тебя, позволяют смотреть в сторону Бонди, чтобы увидеть, не горит ли Шарантон.
И, громко захохотав, довольный своей шуткой, мнимый ямщик покинул гостиницу «Великий турок».
А спустя четверть часа перед дверями гостиницы остановился кабриолет. Из него вылез мужчина, полностью отвечавший описанию, данному Шарпильоном. Когда его признали за долгожданного господина Пуарье, он разрешил коридорному с почестями проводить себя в одиннадцатый номер. Там его ждал прекрасный ужин, а на некотором удалении от ярко пылавшего камина стояла и доходила до нужной температуры бутылка бордо, которое так ценят истинные гурманы.
Глава III
Предают только свои
Пять минут спустя господин Пуарье, обследовав все углы и закоулки, уже чувствовал себя в комнате под номером одиннадцать так, словно прожил в ней всю свою жизнь.
Господин Пуарье был очень общителен, что позволяло ему быстро сходиться с людьми и привыкать к месту проживания. И все же он заявил коридорному, что не нуждается в прислуживании, предпочитает обедать в покое и одиночестве, не любит, когда в его стакан подливают вино, хотя он еще не выпит до дна, а тарелку убирают из-под носа, хотя она еще достаточно полна.
Оставшись один и дождавшись, пока на лестнице стихнут шаги удаляющегося коридорного, мнимый Пуарье или, если хотите, подлинный Жибасье, приоткрыл входную дверь.
Именно в этот момент начала открываться дверь номера господина Сарранти.
Жибасье, оставив свою дверь едва приоткрытой, прильнул ухом к косяку.
Господин Сарранти давал горничной, которая пришла готовить ему постель, указания, из которых следовало, что он вернется в номер через часок-другой.
– Ах-ах! – сказал себе Жибасье. – Похоже, что, несмотря на столь поздний час, мой сосед собирается прогуляться. Посмотрим, куда это он направится.
Погасив обе горевшие на столе свечи, Жибасье открыл окно до того, как господин Сарранти вышел на улицу.
Секунду спустя он увидел, как тот перешагнул порог гостиницы и пошел по улице Сент-Андре-дез-Арк.
– Уверен, что он вернется, – решил Жибасье. – Ведь он не знал, что я услышу его распоряжения. Однако не будем лениться! Работу надо выполнять на совесть. А посему следует узнать, куда же он идет.
Быстро спустившись на улицу, он проследовал за Сарранти по улице Бюсси, через Сен-Жерменский рынок, площадь Сен-Сюльпис и улицу По-де-Фер, где увидел, как объект наблюдения вошел в один из домов, даже не посмотрев на номер.