Сам без оружия
Шрифт:
Прохладная вода смочила горло, оставив какой-то травяной привкус. Щепкин сыграл «первый выдох», подцепил вилкой небольшой огурчик с тарелки и схрумкал его. Хотел было достать часы, но вовремя спохватился. Какие часы у рабочего?
– Ну вот и ладненько, – промолвил Белкин, тоже доставая огурчик. – Прошло дело…
Веселился поручик зря. Трюк с подменой бутылки заметил глазастый Храп. Следил за половым, хотел подозвать его, вот и увидел маневр Гоглидзе. Странное поведение троицы работяг заставило Мишку невольно нахмуриться.
– Батя, – склонил
Гусь, неохотно ковырявший вилкой в блюде и искоса посматривавший в сторону Козыря, недовольно перевел взгляд на указанных сыном людей. Прищурился.
Вроде простые работяги. Нехитрая закуска, бутылка водки. Видок не самый радостный.
– Точно, я видел, – верно истолковал молчание отца Храп. – Самогонку хлещут, а водку на потом заначили?
Гусь молча рассматривал работяг. Рыскают по залу глазенками. То ладно, многие по сторонам смотрят. А чего это белобрысый косоворотку резким жестом поправляет? Привычка ворот мундира одергивать, чтобы не тер шею? И усач-южанин сидит с прямой спиной. Где ж ты, милай, так выучился? Не у станка же, да и не в артели. Офицер?
Гусь осмотрелся еще раз, ища взглядом других ряженых. Вроде никого, знакомые рожи, да пьяные морды. Краля только с молодыми фраерами, чужая девка, ладная. Чего она здесь забыла? Или из начинающих профурсеток? Слишком хороша, хотя одета неярко. Ах ты, ети ее! Что раньше-то так не проверился?
– Ну что скажешь, батя? – не выдержал Храп.
Гусь досадливо поморщился. Ну, нет у старшого сынка терпежу. Горяч больно да на руку скор. С таким характером в паханы не выйти. Если только с возрастом не поутихнет.
Гусь подцепил на вилку кусок мяса в подливе, затолкал его в рот, проглотил, прикрыл губы кулаком и негромко сказал:
– Похоже, легавые. И Гриня где-то шляется! Вот что, сынок, сходи-ка до нужды, а по пути шепни Игнату, что здесь чужие. Пусть тот предупредит Козыря. Видать, по его душу пришли. А сам не лезь! – строго добавил Гусь. – Вернешься – пошукай Гриню наверху. Уходить нам надо. Нечего здесь…
Гусь вдруг подумал, что если ошибся, над ним весь Питер потешаться станет. Испугался работяг да молодую девку! И правда, чего он так? Хотя чуйка его еще никогда не подводила. Раз не нравятся шальные гости – ничего не поделать. Да и шут с ними – пусть смеются!..
Храп уже подходил к дверце, которая вела к отхожему месту, пьяно качнулся, тесанул плечом косяк и на миг склонил голову к хромому Игнату – старожилу района, бывшему извозчику, а ныне смотрителю в зале. Тот никак не отреагировал на вираж Храпа, так и продолжал сидеть за маленьким столиком. Но когда мимо пробегал половой, цапнул его за рубаху и что-то шепнул. Половой помчался прочь, пряча испуганные глаза.
– Что-то Козырь мрачный, – заметил Гоглидзе, опрокидывая в себя вторую рюмку «водки». – Куш сорвал, а радости нет.
– Об убиенных скорбит, – хмыкнул Белкин. – И подручный его не весел… буйну голову повесил…
– Кстати, а девка-то, похоже, Баклана. – Гоглидзе пьяно повернулся, качнув корпусом, защелкал пальцами, зовя полового. –
Щепкин бросил взгляд на Козыря, тут же отвел его и подумал, что в ожидании встречи налетчика с неким человеком они могут просидеть здесь до ночи. Но пьянствовать столько нельзя, это станет заметно. Хотя Игнатьев уверял, что Козырь ждать долго не любит. Значит, встреча скоро? Но когда?..
3
Сукин сын (груз.).
В отхожем месте Храп столкнулся с одним из подручных Козыря. Этих амбалов лихой налетчик обычно брал с собой в людные места, показывая особое положение и силу. Ни на что кроме как махать кулаками эти молодцы способны не были, но уж дело свое знали и дрались отчаянно. Их же иногда нанимали для охраны своих сборищ местные эсеры и даже черносотенцы для не особо благовидных делишек вроде погрома лавки еврея-торгаша.
Храп не удержался и шепнул амбалу о полицейских ищейках. Мол, пусть Козырь стережется. Амбал пьяно икнул в ответ и мотнул головой.
– Бошки поотшибаем! – пообещал он, утробно икнув. – Лягавые!..
Кураж амбала передался и Храпу, тот тоже иногда был не прочь пересчитать кому-нибудь зубы. И хотя батя запретил, но Храп решил, если начнется – сунуть под шумок одному из легавых в дыхло, чтоб того скрутило. А то и ножичком пырнуть.
…Как к столу Козыря подошел некий тип, Щепкин не видел, отвлекшись на баяниста, чьи переборы на миг заглушили гомон в зале. Белкин толкнул капитана ногой и воскликнул: «Ну, еще по одной?..»
Незнакомец встал напротив налетчика, коротко кивнул и что-то сказал тому. Козырь резко помрачнел. Сердито ответил, дернул головой, словно норовистый жеребец. Расслышать отсюда слова было невозможно, и Щепкин мимолетно подосадовал, что так и не выучился читать по губам. Хоть реплики Козыря разобрать смог бы…
Козырь гостю сесть не предложил, разговаривал с ним, держа на подрагивающих губах усмешку, но глаза были холодные. А руки играли столовым ножом, вертя его так и эдак.
– Контакт… – несколько запоздало констатировал Белкин, украдкой глядя на часы.
– А если не он? – возразил Гоглидзе, но больше для виду.
А сам впился глазами в невзрачного типчика, потом отвел взгляд, кашлянул.
– Что делаем, командир?
– Ждем… – ответил Щепкин, сам стараясь не глазеть на стол Козыря. – Надо сигнал дать, чтобы его на улице приняли.
– Опа! Диана пошла! – вдруг сказал Белкин с долей изумления в голосе.
Капитан обернулся.
Диана и один из ее сотрапезников – что повыше и поплечистее – вышли из-за стола и начали танцевать. До них в центре зала уже двигались две пары – шустрые парнишки вертели своих мазелей кто во что горазд. Девахи из начинающих блядей крутили задами и томно закатывали глазки. Так что Диана и ее кавалер вышли вполне к месту. И стали ловко откалывать коленца, смещаясь к столу Козыря.