Сама невинность
Шрифт:
У очага уже стоял чан с водой, и она наскоро вымылась, боясь, что не успеет выйти до появления Ранульфа.
– Оставьте чан здесь для господина, – велела она Вилле. – Иди в зал и спроси его.
– Господин передал, что сегодня искупается сам, госпожа. Он сказал, что скоро придет.
Эльф направилась в спальню, где старая Аида взбивала подушки.
– Иди ложись, Аида, – попросила она. – Солнце давно село, а ты уже далеко не так молода.
– Я положила под перину кинжал, чтобы обрезать боль, – заявила Айда.
– Что? – удивилась
– Леди, я не настолько выжила из ума, чтобы не знать, что творится. Ты все еще девственна, но сего дня решила исправить столь печальную ошибку. Нож перережет боль, когда муж войдет в тебя в первый раз. Это всем известно.
– Правда? – Эльф покраснела.
– Откуда тебе знать, дочь моя? Ты выла совсем ребенком, когда отправилась в монастырь. Надеюсь, ты не боишься? Ничего здесь нет такого.
– Не боюсь, – спокойно откликнулась Эльф, понимая, что струсит, если старая нянька немедленно не покинет спальню. Ей совсем не хотелось обсуждать с Айдой подобны? вопросы.
– Вот и хорошо, – кивнула старушка. – Тогда я тебя оставлю. Мы с Виллой проведем эту ночь да и все последующие в зале. Нужно же дать вам покой, а эта дверь слишком тонка.
Она поковыляла прочь. Эльф ошеломленно смотрела ей вслед.
Неужели все в Эшлине знают, как обстоят дела на самом деле?
Эльф принялась машинально расчесывать волосы. Кажется, здесь ничего нельзя утаить. Но ведь в столь тесной общине просто не может быть секретов!
Она медленно переплела косу и забралась в постель. Где Ранульф?
Но она тут же сообразила, что Ранульфу вряд ли известно, что все в Эшлине знают об их истинных отношениях, и, вероятно, он, по обычаю, беседует с Фулком и его людьми.
Эльф с улыбкой потянулась. В комнате царил полумрак, и ночь была не слишком холодная.
Глаза Эльф закрылись. Глядя на нее, Ранульф думал, что в жизни не встречал женщины прекраснее. Темные полукружия ресниц мирно покоились на щеках. Чувственные губы плотно сжаты.
Стараясь не шуметь, он вымылся и вошел в спальню. Немного подождав, приподнял одеяло и лег. Разбудить ее или пусть все идет своим чередом?
Но не в силах сдержаться, он нагнулся над ней и припал к губам Поцелуем.
Серо-голубые глаза открылись и взглянули в его, зеленовато-карие.
– Не стоило так долго сидеть в зале, господин. Похоже, весь дом знает, что мы не настоящие муж и жена, – призналась она. – Разве не заметил, что Аида и Вилла улеглись сегодня в зале? Аида считает, что за дверью все слышно.
Ранульф тихо рассмеялся:
– Значит, мы притча во языцех во всем поместье, малышка. Как же это случилось?
Подложив за спину подушки, он сел и притянул ее к себе на колени. Сердце Эльф так и подпрыгнуло, но она постаралась взять себя в руки.
– Аида положила под перину нож, чтобы обрезать боль, когда ты лишишь меня невинности, – сообщила она.
– Меня поражает, что женщины, которые терпят эту боль, верят в подобные сказки, – хмыкнул он. – Кровь Христова, девочка,
– Почему все хотят знать, боюсь ли я? – раздраженно нахмурилась девушка, и Ранульф с трудом сдержал смех. – Я знаю, что первый раз придется трудно, но, по чести говоря, слишком сгораю от любопытства узнать, что будет дальше, чтобы волноваться о какой-то боли. Нет, Ранульф, я ничуть не напугана.
– Ты восхитительна, – вздохнул он. – Теперь я знаю, почему ни одна женщина не привлекла меня настолько, чтобы предложить ей руку и сердце. Очевидно, сам Господь дал мне тебя в жены, Элинор.
К его восторгу и удивлению, она быстро поцеловала его в губы.
– Пытаешься улестить меня, господин мой Ранульф? Мне очень это нравится.
Она прижалась к его груди.
«Милый Боже, помоги мне сделать это помедленнее», – молча молился он, гладя ее по голове.
– У тебя поразительный цвет волос. Не огненно-рыжий, а золотистый. Ты никогда не обрезала их, Элинор? – Он взвесил на руке ее косу, развязал ленту и принялся расплетать. – Хочу видеть тебя обнаженной, укрытой лишь твоими волосами, малышка, – обронил он, поднося к губам тяжелую прядь. – М-м-м, ты пахнешь лавандой. Обнаженной? Он хочет видеть ее обнаженной?
Этого она не предполагала.
– Разве такое прилично? Не знала, что мужья могут смотреть на голых жен, Ранульф.
– Разумеется, – заверил он. – Разве мы не приходим в этот мир без всякой одежды, Элинор? Нас учат стыдиться своих тел, но почему?! Ведь их дал нам Господь.
– Правда, – пискнула Элинор. Ранульф приподнял ее подбородок.
– Ты прекрасна, малышка, и я хочу видеть тебя такой, как создал тебя Бог. Я рад, что ты так целомудренна, но с мужем скромность ни к чему.
Щеки девушки заполыхали, но она не отвела взгляда.
– Я почти ничего не знаю, Ранульф, и во всем полагаюсь на тебя.
Он нежно обнял ее и свободной рукой принялся развязывать ленты камизы. По мере того как обнажалась грудь, глаза Эльф раскрывались все шире. Кажется, она снова забыла, как дышать. Длинные пальцы не спеша откинули края ткани, и камиза соскользнула с плеч, застряв на бедрах.
Ранульф впился взглядом в круглые маленькие груди, не больше яблочек. А талия! Он мог бы обхватить ее ладонями!
– Mon Dieu! – хрипло выдавил он. – Ты безупречна, малышка.
Не отрывая от него взгляда. Эльф распутала завязки на его камизе, распахнула и, следуя примеру мужа, стянула до пояса. И принялась так же пристально изучать его. Она уже видела Ранульфа в чане, но на этот раз все было по-другому. Ее маленькие ручки пробежались по его широкой груди, широченным плечам, ощупали недлинный, но широкий шрам на предплечье.
– Укол копья во время турнира, – пояснил он, целуя ее Ладонь.
– Ты победил? – спросила она, отнимая руку. Ранульф кивнул. – А этот? – Подушечка пальца дотронулась до извилистого рубца на плече. – Откуда эта рана, господин?