Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака
Шрифт:
– Ну, братцы, господь нам помог, от хлопот о лошадях избавил, а остальное – наше дело. Шахский табун в город пригнали, а я их на пустошь отправил. Ступайте туда, убейте табунщиков и выберите себе коней.
Они говорят:
– О богатырь Самак, куда же мы с неоседланными конями денемся? Нам седла нужны, уздечки.
– Ну, не все сразу, – отвечает Самак. – Идите лошадей раздобудьте, а потом я сам подойду, что-нибудь придумаю насчет седел да уздечек и прочей сбруи.
Отправились удальцы за лошадьми, а Самак пошел в дом Зейда, рассказал ему о тех молодцах
– Нам теперь сбруя нужна, – говорит он Зейду, а тот ему отвечает:
– Богатырь, да ты только знак подай – ведь в шахских седельных кладовых этого добра много, приходи и бери.
– Тогда мы так сделаем, – решил Самак. – Я сейчас пойду, расскажу это нашим удальцам и кликну с собой несколько человек, чтобы забрать седла, уздечки и все прочее.
С этими словами он отправился в то место, куда их послал. Поглядел на пустошь, а уж все пастухи обезглавлены лежат, зато каждый удалец себе лошадь выбрал. Самак-айяр себе коня взял, потом рассказал им, как дела, и объявил:
– Нынче ночью сто человек и сто лошадей отправятся со мной к шахским седельным кладовым.
– Повинуемся, – ответили молодцы-удальцы и стали ждать, пока не стемнело.
Тогда Самак-айяр поднялся и вышел вместе с Зейд-айяром. Когда часть ночи прошла, подошли они к седельным кладовым. Сторожей там не было. Зейд-айяр вместе с Самаком за короткое время проделали в стене дыру и вытащили наружу много седел и сбрую, которая к ним полагается. А тут Махруйе, кладбищенский вор, подоспел с сотней удальцов. Оседлали они коней, а остальные седла сверху навьючили. Самак распорядился:
– Махруйе, иди с этими храбрецами на такой-то луг, заберите с собой седла и сидите в засаде, пока шахскую дочь не повезут. А тогда выскочите, на них нападите, отбейте шахскую дочь. Я сам тоже с ними буду.
Отослал он их в засаде сидеть, а сам вернулся, чтобы узнать у Рухафзай, какие вести, что с шахской дочерью делают. Рухафзай сказала:
– Заковали ее в цепи, в сундук посадили, завтра ночью из города везти собираются.
– А не знаешь, кто с нею поедет?
– Санджар-пахлаван и с ним четыреста всадников. А из слуг – Лала-Салех.
Так они беседовали, пока не настал день. Самак вышел, занялся делами, а там светлый мир обратился в мир мрака, и забили барабаны отбытия. Санджар-пахлаван с дружиною отправились в путь, двинулись они, а Самак-айяр меж них затесался и по сторонам озирается. Доехали до места, где засада была, Самак стал знаки своим подавать – никого нет. Приуныл он. Говорит себе: «Горе мне, куда же подевались эти молодцы? Может, с дороги сбились?» Так он раздумывал, а сам все с ними ехал, пока не наступил вечер. Сделал отряд привал.
Самак себе сказал: «Если эти люди доберутся до шахского войска, плохо наше дело: и девушку упустим, и труды наши понапрасну пропадут. Не знаю, что могло с этими удальцами случиться? Пойду-ка расскажу обо всем Хоршид-шаху, посоветуемся, что нам делать».
С этими словами он тронулся в путь, помчался как ветер, так что на следующую ночь уже был около того источника и лужайки. Видит, спят
– О богатырь Шогаль, ну, они – ясное дело, молодые еще, да и царские сынки, поспать любят. А ты-то не понимаешь разве, что спать нельзя, да еще в таком месте?
Потом он сказал:
– Ну, царевич, теперь дело за тобой, я свою долю сделал, Дальше мне одному не справиться.
Тут он поведал им о том, что случилось, и в заключение сказал:
– О царевич, выручай, ведь девушку посадили в сундук и с дружиной Фагфура везут к Газаль-малеку. А дружки наши нам не подмога, так что мы, того гляди, девушку упустим. Я, как умел, старался, теперь надо все усилия приложить, чтобы помешать им отобрать ее.
Хоршид-шах, как это услышал, вскочил, на коня прыгнул, Фаррох-руз и Шогаль-силач тоже верхом сели, а Самак вперед их пешком побежал. Так они спешили, что, когда день настал, они уже семь фарсангов прошли. На пути горка была. Забрались они на вершину, огляделись. Видят, издали войско движется, в середине войска сундук с Махпари несут, пятьдесят тюков с добром ее везут. Хоршид-шах, Фаррох-руз и Шогаль-силач спешились, затянули покрепче подпруги, снова в седло вскочили и закричали грозно:
– Позор вам и вашему шаху Фагфуру, который вас на такое дело послал! Кто посмеет, пока жив Хоршид-шах, кинуть взгляд на Махпари?! Кто не знает – пускай узнает: перед вами Хоршид-шах, сын Марзбан-шаха!
С этими словами Хоршид-шах обрушился на них с мечом, а с другой стороны – Фаррох-руз, а с третьей – Шогаль-силач боевые клики испускают. Самак-айяр остался было на горке, потом немного спустился, стал наблюдать. А те трое, будто три волка голодных, напали на шахскую дружину и в один миг уложили двести человек!
Санджар-пахлаван, когда увидел, чем дело оборачивается, сказал одному из слуг:
– Поезжай в лагерь, извести Шируйе и Карамун-пахлавана, что мы привезли шахскую дочь, а с ней пятьдесят вьюков приданого и что в таком-то месте настиг нас Хоршид-шах и большую часть дружины перебил. Пусть пришлет помощь, а то мы боимся, как бы не отбили у нас шахскую дочь и ее добро.
С этим он отослал слугу, и тот поскакал прочь.
А Самак с той горки видел, куда он направился. Спустился он скорей вниз и заступил дорогу всаднику. Крикнул ему:
– Эй, куда торопишься? Обожди, мне надо тебе словечко сказать.
Тот всадник подумал, что он и вправду что-то сказать хочет, придержал коня. А Самак подскочил, вцепился в него, стащил с седла и с такою силой вонзил ему в грудь сверкающий нож, что острие через спину наружу выглянуло. Забрал Самак его оружие, одежду с него снял, на себя натянул, вскочил на коня и поскакал на поле битвы.