Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
Шрифт:
В третий раз эти двое проходят по вагону, в котором едет Майя, уже под утро. Пять часов. Поезд запаздывает примерно на полчаса. Господи, неужели и сейчас они раздобудут выпивку?! Нет, видимо, в вагоне-ресторане им отказали, и правильно: скоро Москва. А Маруся совсем разошлась. Всю ночь квасить – это вам не шутки! Или блондин ее нарочно спаивает? Сам он почти трезв.
Проходя мимо Майи, Маруся Кирсанова споткнулась и нецензурно выругалась: туфля слетела с ее ноги.
– Эдик! Б…! Помоги!
Красавчик ничего, терпит. Нагнулся, взял туфлю
Еще раз выругавшись, Маруся пьяно покачнулась и вцепилась ему в плечо:
– Что-то меня развезло…
– Бывает, – блондин распрямился и вновь крепко обнял ее за талию. – Держись. Скоро Москва. А если папина родня увидит тебя в таком виде?
– А я их всех послала!
– То есть на вокзал никто не приедет?
– А ну их всех! – Маруся опять начала материться. – Давай повеселимся, Эдичка! Ту ти, ту, ту, ту! Мое от меня не уйдет. И вообще: я ж-жутко талантлива.
– Верю.
– Нет, ты не веришь.
– Верю.
– А в любовь с первого взгляда?
Блондин громко рассмеялся:
– С тобой – хоть на каторгу!
– Лучше на юг. К морю.
– Я тоже так думаю! – согласился он.
И вновь, уже в который раз, задел Майю плечом.
– Извините…
Она напряглась: что бы такого умного сказать? Так хочется, чтобы парень обратил внимание и на нее. Но заметила ее Маруся, не он.
– А… землячка, – фыркнула дочь художника. – Вот, Эдик, познакомься, это дочка нашего завуча, ж-жуткая зануда. Такая же, как и ее мамаша. А вот я… Я девушка веселая! Сейчас возьму и сделаю какую-нибудь глупость!
– Верю, – опять рассмеялся блондин. – Обожаю авантюристок!
Майя стушевалась. Оказывается, она – жуткая зануда! А блондину нравятся авантюристки.
– А вот мы сейчас пойдем и сделаем какую-нибудь жуткую глупость, корнет! – заорала Маруся.
– Идем, солнце мое! Я в нетерпении!
В обнимку с Марусей красавчик ушел в соседний вагон, а спустя некоторое время Майя заметила маленькую сумочку на длинном ремешке. Сумочка лежала на полу, видимо, Маруся, пытаясь самостоятельно надеть туфлю, уронила свое сокровище. Несколько минут Майя была в мучительном раздумье: что делать? Вдруг там что-то ценное? Проводнику отдать? Но она твердо знает, что это сумочка Маруси Кирсановой. Проще отдать находку ей.
Майя подняла с пола сумочку.
Поезд приближался к Москве. Девушка колебалась. Если она немедленно побежит искать Кирсанову, то вовремя не сдаст постельное белье. Проводница гавкает, как цепная собака:
– Пассажиры, просыпайтесь! Москва скоро! Сдавайте постельное белье! У меня день не резиновый, не собираюсь на вокзале торчать! Поторопитесь! Девушка, что стоим? Белье сдавайте!
Майя не посмела ослушаться. Кирсанова подождет. Соседи по купе уже встали, Майя, присоединившись к ним, торопливо стала собирать простыни.
И тут поезд словно наткнулся на невидимую стену. Послышался отвратительный скрежет тормозов. Соседка больно ударилась головой о верхнюю полку и вскрикнула:
– Ой!
– Что такое? – заволновался сосед.
Майя выглянула в коридор: неужели Москва? Рановато.
По коридору неслась раскрасневшаяся от злости, взволнованная проводница, крича:
– Стоп-кран кто-то сорвал! Вот уроды! Кто их только таких рожает?! И так не по графику идем! Полицию на них надо!
Пассажиры начали дружно возмущаться.
– Девушка… – Майю кто-то тронул за плечо.
– Да? – Она обернулась: сосед.
– Вы не заходите минут пять, мы с женой переоденемся.
– Хорошо.
Она подумала, что пока сбегает в соседний вагон, отдаст Кирсановой сумочку. Та вроде бы садилась в пятый. Минутное дело: добежать, отдать.
Майя заторопилась. В соседнем вагоне молоденький проводник стоял навытяжку перед суровым дядькой в форме железнодорожника и взволнованно оправдывался:
– Я-то здесь при чем? Они сдернули стоп-кран и вместе с вещичками сиганули прямо на пути! Эта девица просто ненормальная! Всю ночь пили! Вот и допились!
– А почему у тебя в вагоне пассажиры в таком состоянии?!
– Я им, что ли, наливал?
– Хулиганье!
– Вот и я говорю.
До Майи наконец дошло: это же Маруся и блондин дернули стоп-кран! Но зачем? Срочно понадобилось выйти? А как же сумочка? Маруся была такая пьяная, что даже ее не хватилась. Ладно, ничего страшного не случилось. Майя знает Марусину мать, вернувшись в родной город, обязательно отнесет ей сумочку. В тот же день. А Кирсанова в следующий раз будет умнее. Что хоть там? Может, все Марусины деньги?
Майя понимала, что ее поступок выглядит не слишком красиво, но все-таки щелкнула замочком. Ни денег, ни документов в сумочке не было, только блокнот и пачка писем. Все они были от Эдуарда Олеговича Листова.
Она наморщила лоб. Да, именно так звали знаменитого художника, который недавно умер, Марусиного отца. Весь город знает, что Эдуард Листов – ее отец. Это очень ценная вещь: его письма. И вот еще фотография: должно быть, на ней сам Листов, в светлой шляпе, с сигаретой в длинных пальцах, пальцах художника. Он лежит в гамаке, с расслабленным лицом, взгляд загадочный, туманный. Майя так его себе и представляла. Художник! А красивый какой! Почти как Эдик. Тот самый блондин, что выпрыгнул из поезда вместе с Кирсановой, сорвав стоп-кран. Они даже похожи.
В блокноте, который она открыла наугад, было множество адресов, телефонов, а одна страничка заложена: «Папа». Московский адрес, и еще какой-то, «Коттеджный поселок Джулия», видно, адрес загородного дома, подробное описание, как до него добраться, телеграмма: «…Марии Кирсановой. Срочно приезжайте подать заявление…»
Майя положила блокнот в сумочку и тяжело вздохнула. А вот ее в Москве никто не ждет.
Надо идти собирать вещи. Скоро поезд прибудет на Казанский вокзал. Что ж, у Маруси Кирсановой одна судьба, а у нее, Майи, другая. И не надо никому завидовать. Ах, если бы не Эдик!..