Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
Шрифт:
Вечер
Мясо у Вали подгорело, картошка пересохла, пока томилась в духовке, салат она пересолила, но никто из сидящих за столом свое недовольство не высказывал. Все молча ели. Только Наталья Александровна, ковырнув ложкой в тарелке, выразительно посмотрела на Олимпиаду Серафимовну:
– И долго вы собираетесь этим питаться? По-моему, надо дать объявление в газету или обратиться в агентство по трудоустройству.
Та ничего не ответила, и выговор Вале не сделала. Олимпиада Серафимовна была сегодня печальна. После долгой
– Я рада, детка, что все обошлось. Ты бледна, похудела, но в целом выглядишь неплохо.
– Жаль, что ты сегодня утром не видела, как Ольгу Сергеевну арестовали, – возбужденно сказал Егорушка.
– Арестовали? – напряглась Майя.
– Она убийца, – таинственным голосом сообщил Егор. – А тебе теперь никто не будет докучать. Все подозрения с тебя сняты. Ты случайно взяла в руки пистолет, правда?
– Да, – упавшим голосом сказала Майя.
– И мы рады, детка, что все обошлось, – поддержала внука Олимпиада Серафимовна. – По-моему, мы прекрасно с тобой поладили, и, несмотря на все эти ужасные события, – она приложила к глазам платочек, – все будет хорошо. Жизнь постепенно наладится, все войдет в прежнюю колею. Ты будешь учиться, писать картины. Мы все станем тебе помогать. Кто-то должен заниматься хозяйством, следить за домом. Чтобы все здесь не пришло в упадок.
– Вы, конечно, себя имеете в виду, – съязвила Наталья Александровна. – Новая хранительница казны Листовых!
– Но ведь вы, Наташа, заняты. У вас магазин. Вы всегда говорили, что работа важнее всего и требует постоянного вашего присутствия.
– Вы так же говорили о галерее, Олимпиада Серафимовна. Что без вас там никак. Без ваших советов.
– Я уже стара, Наташенька. Мне давно пора на покой. И потом: я слегка преувеличивала насчет своей занятости. Но заниматься домом силы пока есть, – поспешила добавить Олимпиада Серафимовна.
– А я еще молода. У меня силы тем более есть.
– Да перестаньте вы! – не выдержал Эдик. – Делите шкуру неубитого медведя и даже не представляете себе, что это за зверь! А если это вообще не медведь, а, скажем, леопард? А лучше сказать – пантера!
– Что ты такое говоришь, мой любимый внук? – сердито посмотрела на него Олимпиада Серафимовна. Потом дальнозорким взглядом нацелилась на пересекающую сад дорожку, первой заметив гостью: – А это еще кто? Что за особа? По объявлению, что ли? Никто не давал в газету объявление о том, что нам срочно требуется прислуга?
Валя вздрогнула и уронила тарелку, которая разбилась на мелкие кусочки. И с ненавистью посмотрела на Наталью Александровну.
– А я здесь при чем? – обиделась та. – Уверяю: я никаких объявлений не давала!
В это время женщина подошла поближе, так что Эдик смог ее разглядеть. И вдруг он рассмеялся:
– А вот и развязка! Ну, господа, готовьтесь! Вас всех ждет сюрприз!
Женщина в это время шла по тропинке, посыпанной гравием, к дому, неуверенно оглядываясь по сторонам. В руке она нервно комкала какую-то бумажку, должно быть, с адресом. Гостья выглядела вульгарно, по виду ее и в самом деле можно было принять за прислугу. Когда-то ее увядшее лицо было очень красивым, возможно, что и фигура стройной, но сейчас талия расползлась, черты лица поплыли, подбородок провис, вокруг глаз и в углах когда-то ярких и сочных губ появились морщины. В руке она держала небольшой потертый чемоданчик, на плече висела сумка, больше похожая на хозяйственную, чем на дамскую.
Она задержалась у первой ступеньки крыльца, оценивающе оглядела трехэтажный особняк, опоясанный кольцевой верандой, разбитый под окнами розарий, зеленые газоны и покачала головой. Мол, хорошо живете, богато. Потом неторопливо поднялась по ступенькам, вошла на веранду, достала из сумки платок и вытерла им мокрый от пота лоб:
– Уф. Жарковато. И далековато. Пока доберешься до вас – дух вон. Доброго здоровьица вам всем.
– Вы кто? – удивленно спросила Олимпиада Серафимовна. – По объявлению, что ли?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – напевно сказала гостья. – Алевтина я. Кирсанова Алевтина. Небось слышали обо мне. А вот я вас не знаю, уж извините.
– Ах вот оно что… – Олимпиада Серафимовна обессиленно откинулась на спинку плетеного кресла.
– Так вот вы какая, Алевтина! – Вера Федоровна недобро прищурилась.
– Как так: Алевтина? – И Наталья Александровна посмотрела на Майю. – Мать твоя, что ли?
– А где же моя девочка? – Вновь прибывшая обвела глазами сидящих на веранде. – Где ж Маруся моя?
– Как где? – не поняла Олимпиада Серафимовна. Потом кивнула на Майю. – Вот сидит ваша дочь… Что это с вами?
– Кто-о? Моя дочь?! – Алевтина удивленно посмотрела на девушку. – Это нашего завуча дочка, Вероники Юрьевны. Майечка Николаева. Здравствуй, девочка. А где же моя Маруся? Вы с ней вместе, что ли, сюда приехали? Это хорошо, это правильно. Чем тебе по гостиницам мотаться, лучше уж здесь пожить, места много. Хороший дом, богатый.
– Как так Майя? Как это дочка завуча? – взвизгнула Наталья Александрова. – Что вы такое говорите?!
– Что слышала, – зло сказала вдруг Вера Федоровна. – А вы, дуры, имущество делите. Эдик вам сказал: вы еще не знаете, что это за зверь, ваша новая хозяйка!
Егорушка испуганно заморгал, а Эдик, смеясь, сказал:
– Объясняю ситуацию: эта девушка не Маруся Кирсанова. Она случайно нашла ее сумочку и была ошибочно принята за нашу родственницу.
– Как это? – Олимпиада Серафимовна взялась рукой за сердце. – Как это ошибочно принята? А что она ничего не сказала? Это вообще, что такое?!
Майя наконец обрела голос:
– Я говорила Георгию Эдуардовичу. Он просил меня потерпеть немного и помолчать. Он…
– Самозванка! – прерывая ее, визгливо закричала Наталья Александровна. – Ты наглая самозванка!
Тут и Настя пришла в себя:
– Я ничего не понимаю. Какая еще Майя?
Валентина бухнула на стол поднос с грязными тарелками и с обидой посмотрела на Эдика:
– И ты молчал! Все знал и молчал!
– Да, в самом деле, Эдик, почему ты молчал? Отвечай! – накинулась на внука Олимпиада Серафимовна.