Самая красивая
Шрифт:
Мы, айортийцы, чувствительны к красоте, гораздо чувствительнее, чем подданные в других королевствах. Особенно мы любим красивые голоса, но нас также восхищает и розовый закат, и сладостный аромат, и симпатичное личико. А когда нас что-то не восхищает, то мы недовольны.
У меня появилась привычка закрывать лицо рукой при появлении постояльцев, – глупая, в общем-то, привычка, потому что она пробуждала любопытство и почти ничего не скрывала.
Родители в основном давали мне такие поручения, чтобы я реже попадалась на глаза гостям: помочь прачке или помыть посуду. Они пытались защитить меня. Но и здравый смысл тут тоже присутствовал. Такая внешность, как у меня, плохо сказывалась на бизнесе.
Иногда я задавалась вопросом, не жалеют ли они, что взяли меня к себе, и не лучше ли было бы подкинуть меня на какую-нибудь ферму. Цыплятам все равно, кто их кормит – уродина или красавица. Коровы не будут возражать, если их стойла вычищает некрасивая девушка.
Или будут?
Глава вторая
Из всех постояльцев «Пуховой перины» только гномы не испытывали неловкости в моем присутствии. Они никогда не пялились и вообще не обращали на меня внимания.
Гномы нарушали весь заведенный порядок гостиницы. Эттайм, нашей кухарке, приходилось готовить им рагу из корнеплодов – единственное человеческое блюдо, пригодное для гномов. Но отец все равно с радостью их принимал. У гномов, по крайней мере путешествующих, водились денежки. Они оставляли щедрые чаевые, а номера оплачивали заранее. Что еще лучше, они часто платили двойную цену, поскольку мужья и жены занимали отдельные комнаты (взрослые громы из-за своей ширины не помещались вдвоем на наших кроватях).
Мама всегда поручала мне обслуживать гномов и убирать их номера. Однажды я протирала комод в Журавлиной комнате, и тут вернулся постоялец.
Во время работы я распевала «убиральную» песню, которую сама сочинила, и не слышала, как он вошел. Стоя в дверях, он слушал мое пение:
Я не хозяйка, а холопка, И враг мой хуже врага, С которым бьется рыцарь. Сражаюсь я с грязью и пылью, С мусором и гнилью. Мое оружие – швабра и тряпка, Ветошь и щетка. Враг бежит, враг исчезает, Враг побежден. Но у него есть друзья, А у тех друзей свои друзья, У которых тоже есть друзья. И как я ни стараюсь, Грязи нет конца. Объедки, помои, Отбросы, отстои. Грязь, грязь, грязь. Вязкая, липучая, Мерзкая, тягучая. Я не хозяйка, а холопка, И враг мой хуже врага, С которым бьется рыцарь.Гном, чье имя было жамМ, воскликнул:
– Надо же!
Я испуганно оглянулась и увидела, что он размахивает руками – аплодирует по-айортийски. Я залилась румянцем, но он не опустил рук. Тогда я улыбнулась.
Он улыбнулся мне в ответ, показав зубы, похожие на железные прутья:
– Мне понравилась твоя песня. Она очаровательна, если быть точным. А твой голос еще лучше.
Гном жамМ частенько наведывался в нашу гостиницу, хотя раньше мы с ним никогда не разговаривали. Я мысленно называла его «зеленый джентльмен»: «зеленый» – из-за изумрудных пуговиц на всех его рубахах, «джентльмен» – потому что он всегда держался вежливо, степенно, говорил тихо, не размахивал руками. У него были кудрявые каштановые волосы, маленькие, прижатые к голове уши и почти такая же, как у меня, бледная кожа.
– Мне уйти, мастер жамМ? – спросила я. – Прибраться я могу и позже.
Я надеялась, что он скажет «нет». Мне давно хотелось задать ему один вопрос, если представится случай.
– Нет, не нужно. Я хочу всего лишь подумать минутку. Если быть точным, я могу сделать это как в твоем присутствии, так и без тебя.
Он осторожно опустился на скамью перед камином.
Какой он все-таки милый! Я трудилась не спеша. Пока он не закончит думать – никаких вопросов.
Меняя наволочку, я размышляла, не почистить ли еще раз умывальник, когда гном поднялся.
– Ну вот, – сказал он. – Теперь можно не думать, наверное, до конца месяца.
Он что, шутит? Я неуверенно улыбнулась, держа подушку за уголок.
Он кивнул, все поняв по моему лицу:
– Да, это шутка. Не слишком смешная, если быть точным.
Я набралась смелости и произнесла скороговоркой:
– Вы умеете предвидеть будущее?
Некоторые гномы умели.
– Только намеки, проблески, – ответил жамМ. – Мы никогда не видим больше этого.
Я засомневалась, что намека или проблеска будет достаточно.
– Не окажете ли вы любезность… если не очень трудно…
– Ты хочешь что-то узнать?
– Я когда-нибудь буду хорошенькой? – выпалила я и прижала к себе подушку, защищаясь от ответа.
– Никогда.
– А-а.
Наверное, он увидел, как я огорчена, потому что добавил:
– Все люди уродливы, если быть точным.
– Все-все?
– Да.
Это меня очень удивило.
Гном продолжил:
– Ты чуть менее уродлива, чем большинство. Волосы у тебя красивого цвета хтан. Я прежде никогда не видел, чтобы у человека были хтановые волосы.
Я его не слушала.
– Так может, я буду хорошенькой для людей?
– Для людей?
Он бросил внимательный взгляд через мое левое плечо. Мне показалось, что он изменился в лице, хотя оно было такое морщинистое, словно сшитое из кусков кожи, что я бы не поручилась.
Прошла минута.
– Девушка Эза… тебя ведь так зовут?
Я кивнула.
– На нашем языке мы бы стали звать тебя «девушка эзаХ». – Он сложил ручки на груди, изрекая пророчество: – В будущем мы снова с тобой встретимся.
Даже я была способна заглянуть в будущее ровно настолько, чтобы это увидеть. Он останавливался в «Пуховой перине» каждый месяц раза по два.
– Я почувствовал запах своего дома и увидел мерцающее железо. Если быть точным, мы встретимся снова в Пещерах гномов. Тебе будет грозить опасность.
Что еще за опасность? И как я попаду в Пещеры гномов? Но я перескочила к самому главному для меня вопросу:
– Я буду выглядеть так же, как сейчас?
– Ты будешь меньше…
«Меньше» – значит гораздо лучше!