Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых
Шрифт:
ГРАМОВ. Как будто здесь нет бандитизма.
МАТЬ. Здесь все свое. Дома и стены помогают. Здесь я. Ты успеешь добраться до меня, я вызову «скорую помощь», и тебя спасут. А куда ты там доберешься?
ГРАМОВ. Мама, мама, не волнуйся так. Может, я скоро вернусь.
МАТЬ. Ты не вернешься. Я чувствую. Ты совсем не следишь за собой. Зимой ты ходишь нараспашку. Тут я тебе поправляю шарф, а кто там тебе будет поправлять шарф? Ты схватишь воспаление легких и умрешь.
ГРАМОВ. Я заведу себе женщину. Она будет обо мне заботиться.
МАТЬ. Разве она будет так заботиться, как мать? И я тебя знаю, ты будешь хвастаться перед ней, что
ГРАМОВ. Мама, мама, я буду осторожен. Я не полезу в осенний холодный пруд, даже если она сама туда упадет. Я, к сожалению, перестал быть джентльменом в отношении женщин.
МАТЬ. Это еще хуже! Она почувствует, что ты слишком спокоен и начнет возбуждать твою ревность. О, я знаю женщин, хотя и сама женщина! Она нарочно будет изменять тебе. А ты слишком гордый, ты не вынесешь этого, ты повесишься или отравишься – и умрешь.
ГРАМОВ. Мама, мама, нет на свете женщины, из-за которой я захотел бы повеситься. Если хочешь, я вообще никого не буду заводить, проживу один.
МАТЬ. Это опасно в большом городе. Одинокий молодой симпатичный мужчина, это очень опасно. Я ведь читаю газеты, я наполнена современными знаниями. К тебе начнут приставать гомосексуалисты, по своей наивности ты примешь это за дружбу, из-за своей природной деликатности ты не сможешь отказать им в небольшой услуге из-за деликатности и из-за твоей неуемной страсти к познанию всех сторон жизни. В результате ты заразишься СПИДом и умрешь!
ГРАМОВ. Мама, мама, но все это может произойти и здесь!
МАТЬ. Здесь я с тобой. Здесь с тобой ничего не случится, потому что я с тобой.
ГРАМОВ. Тогда поехали вместе.
МАТЬ. Я не смогу. Я предчувствую. Я знаю. Я умру там.
ГРАМОВ. Я буду звонить тебе каждый вечер, буду писать, буду приезжать.
МАТЬ. Я не смогу без тебя. Я умру через неделю после твоего отъезда. Я это чувствую.
ГРАМОВ. Мама, мама, зачем ты это говоришь? Ты еще молода и здорова, пожалуйста, не нагнетай страсти. Это я умру, если не уеду. Я погибну физически, понимаешь? Отпусти меня, пожалуйста.
МАТЬ. Как же я могу тебя отпустить на верную смерть? Подумай только, о чем ты говоришь?
ГРАМОВ. Я обещаю тебе, я клянусь, что буду осторожен!
МАТЬ. Это не гарантия. Я давно убедилась, что смерть настигает в первую очередь как раз тех, кто боится ее.
ГРАМОВ. Я не боюсь смерти!
МАТЬ. Это еще опасней! Нельзя бросать ей открытый вызов!
ГРАМОВ. А как тогда к ней относиться?
МАТЬ. Ее надо уважать.
ГРАМОВ. Мама, мама, что же мне делать?
МАТЬ. Уезжать. Может, ты и в самом деле вернешься… А сейчас – надо уехать. Тебе это нужно.
ГРАМОВ. А как же ты?
МАТЬ. Я еще молода и здорова, не надо обо мне беспокоиться.
ГРАМОВ. Но там и в самом деле центр преступности и бандитизма.
МАТЬ. Носи с собой газовый пистолет. И главное, никого не бойся. Убивают тех, кто боится.
ГРАМОВ. И я действительно очень безалаберный. Буду ходить нараспашку, простужусь и умру.
МАТЬ. Ходи очень быстро. Кто быстро ходит – не простужается. Моржи вон вообще голышом купаются, но они делают это быстро, я видела. Бросился – поплавал, попрыгал. Главное, регулярно питаться. Ты обедал сегодня?
Появляется Алина с вопросительным выражением лица.
ГРАМОВ, АЛИНА, СЕРЖАНТ.
ГРАМОВ. Не помню. Представь себе, не помню.
АЛИНА. Так я и думала. Вы работаете так… Так нельзя. Вы даже поесть забываете. Хотите кофе с бутербродами? Вот с сыром, с ветчиной.
ГРАМОВ. Спасибо. С удовольствием. А ты?
АЛИНА. Я уже ела. Я мало вообще…
ГРАМОВ. Если кого-то мне и будет жаль, Алиночка, то тебя.
АЛИНА. Не понимаю.
ГРАМОВ. Я уезжаю, Алиночка. Вот сейчас отнесу заявление – и все. Так сказать, без выходного пособия, по собственному желанию.
АЛИНА. А куда?
ГРАМОВ. Далеко.
АЛИНА. В Израиль?
ГРАМОВ. Почему в Израиль?
АЛИНА. Не знаю. За этот год две мои подруги уехали в Израиль. Одна еврейка, другая за еврея замуж вышла.
ГРАМОВ. Нет, я не в Израиль, я дальше. В Москву. Пока, по крайней мере.
АЛИНА. Разве Москва дальше Израиля?
ГРАМОВ. Гораздо. Я не географию имею в виду. В Израиле наших сейчас больше, чем в Москве. А в Москве чужих больше, чем в Израиле.
АЛИНА. Наших – это кого?
ГРАМОВ. Наших – это наших. Таких, как мы с тобой.
АЛИНА. А когда вы уезжаете?
ГРАМОВ. Через неделю. Восемнадцатого.
АЛИНА. Значит, я уже не успею.
ГРАМОВ. Чего ты не успеешь, Алиночка?
АЛИНА. Не успею сказать, что я вас люблю.
ГРАМОВ. Хм… Я понимаю, это шутка.
АЛИНА. Какая шутка… Восемь лет я вас знаю. И сразу же влюбилась. Все собиралась сказать. Уже решилась – и тут вы с женой разводитесь. Думаю: неприлично, он может подумать, что я воспользовалась моментом. А потом у вас женщина появилась. Но я все равно собиралась сказать. Потом вижу, что у вас охлаждение к ней. Уже примерно год. Я же слышала, как вы с ней по телефону говорите. Я подумала: неприлично. Может, у вас это временно, может, вы как раз решаете для себя, остаться с этой женщиной или уйти. Я признаюсь – и вы решите уйти, потому что появится… ну, повод. Повод – обманчивая вещь. И я решила еще подождать. И вот, дождалась. Вы уезжаете. И я уже не успею сказать, что я вас люблю.
ГРАМОВ. Алина… Если честно… Я представить не мог… Сколько раз я смотрел на тебя и думал: вот славнейшая девушка, сама чистота, красота и скромность. Принцесса на горошине. Таких не бывает. Я и мечтать не смел. Если б я знал…
АЛИНА. Вы уедете, а я не успею, не успею.
ГРАМОВ. Я уеду только через неделю.
АЛИНА. Это слишком мало. Нужно, чтобы была соответствующая обстановка. Я тысячу раз это представляла. И решила так: мы случайно встречаемся на улице. Воскресный вечер. Мы оба – одиноки. Мы идем к набережной, говорим о разных пустяках. Мы садимся там под зонтик летнего кафе, спрашиваем бутылку белого вина, кофе и мороженое. Мы пьем вино, смеемся, становится темно, огоньки теплоходов на реке и бакенов, а над нами огни города, а под нашим зонтом неяркий свет маленькой лампы, вокруг нее бабочки и всякая мошкара. Вы говорите, говорите – и вдруг замолкаете, потому что видите, что я смотрю на вас как-то странно. Вы спрашиваете: что случилось, Алина? А я отпиваю глоток вина и говорю очень просто и спокойно: ничего, просто я вас люблю.