Самая-самая

Дорэн Фансуаза

Дэвид. Плюс – будущее Николя. (Поворачиваясь к Роксане.) Это вас устраивает?

Роксана. Только в смысле формулировки. Но аромат цветов вашего красноречия не может заглушить отвратительного запаха вашего чистогана.

Дэвид. Умоляю! Не отвлекайтесь! Льеду и аптека – две проблемы, которые вас больше всего тревожат?

Роксана. Без сомнения.

Дэвид. И вы были бы счастливы, если бы они немедленно разрешились?

Роксана. Безумно.

Дэвид. Так что же?…

Роксана.

Что же? Я была бы тоже безумно счастлива, если бы могла повесить в этой комнате несколько Ренуаров и несколько Моне; если бы в моей спальне была подлинная старинная мебель; если бы в моей мастерской были роскошные переплеты семнадцатого века, под ногами – восточные ковры и кругом – скульптуры лучших мастеров. Да, мистер Грэг, я, конечно, мечтала бы об этом, да и не только об этом. Но если в тот момент, когда я все это получу, я должна буду удовлетворить ваши требования, я выброшу все в окно без малейшего колебания. Теперь ясно?

Дэвид. Ясно, но абсолютно непонятно…

Роксана. Неужели? Вы не понимаете, что я не продаюсь?

Дэвид. За эту цену?

Роксана. Цена здесь ни при чем. Мне отвратителен сам принцип. (Обращается к Матье.) В конце концов, ты, Матье, ты меня понимаешь?

Матье. Да-а-а… Я-то тебя понимаю, потому что я тебя знаю и я привык, что ты всегда на недосягаемой высоте. Но, положа руку на сердце, признаюсь, что понимаю и недоумение мистера Грэга.

Роксана. Ну, речь не о нем! Ему, видимо, встречались только девицы, согласные на любого Квазимодо за кусок хлеба, где же ему понять, что женщина может отказаться от него самого и нескольких миллионов!

Дэвид. Но все-таки вам, наверно, льстит, что я столько предлагаю?

Роксана. Не только не льстит, мне стыдно за вас. Когда вы только что торговались с Матье, у меня было ощущение, что я – лошадь, которую оценивает перекупщик.

Матье. Отдай справедливость, что перекупщик не торговался!

Роксана. И тем не менее я была предметом купли-продажи.

Дэвид. Ну, если рассуждать в таком духе, порядочные жены не должны принимать подарков от своих мужей!

Роксана. Это их дело! Свои симпатии я никогда не оценивала на деньги! Впрочем, заслуга невелика, я просто иначе не могу.

Дэвид. Как это вы не можете?

Роксана. Я просто физически на это неспособна. Если на подушке будут лежать деньги, это обратит меня в ледышку, в мумию.

Дэвид. Ну, это вопрос воображения. Думайте не о бумажках, а о шкафах с лекарствами в аптеке Николя, о разноцветных черепичках на крыше Льеду, и это растопит ваш лед!

Роксана. Ничего не изменится.

Дэвид. Ну, вы действительно исключение!

Матье. Да, это верно.

Дэвид. Но это не ответ. Уникальный образец – особая цена! Сколько?

Роксана. Послушайте, мистер Грэг… и хорошенько послушайте! Больше на эту тему я с вами говорить не буду. За франк или за миллиард, но я не продам вам наслаждения, которое я постоянно испытываю только оттого, что никогда не краснею ни за мои поступки, ни за мои слова, ни за мои мысли. Проснувшись утром, я хочу смотреть на себя в зеркало, а не отворачиваться от него. На этом позвольте с вами попрощаться, мистер Грэг. Примите уверения в моем совершенном презрении к вам! (Выходит из комнаты.)

Дэвид. Определенное впечатление это производит!

Матье. Не случайно ее назвали Роксаной. Ее отец восхищался Сирано де Бержераком!

Дэвид. Мсье Метайе, я тоже имею честь откланяться. (Направляется к выходу.)

Матье. Постойте! А ваш чемодан?…

Дэвид. Оставляю его вам на память о прекрасно проведенных минутах.

Матье. А книги ваших друзей?… Теперь, наверно, вы уже не захотите оставить их мадам Обертэн?

Дэвид. Почему же?

Матье. Может быть, она вас обидела…

Дэвид. Ну, не будем мелочиться. Я играл. И проиграл. Такое в жизни случается.

Матье. Но не с вами, как вы нам сказали.

Дэвид. Не со мной.

Матье. И какое же впечатление произвел на вас этот первый проигрыш?

Дэвид. А то, что он, может быть, не окончательный.

Матье. Вы ее плохо знаете!

Дэвид. Жизнь полна неожиданностей! (Достает из портмоне визитную карточку.) Вот моя карточка на случай, если вы ее переубедите.

Матье. Но я не собираюсь и пробовать!

Дэвид. Собираетесь.

Дэвид уже в двери.

Матье (ему в спину). Зачем?

Дэвид (оборачиваясь). Из любви к искусству, мсье Метайе. (Выходит.)

Матье (один, задумчиво подходит к кукле и надевает ее на руку. Стоит спиной к двери в комнату Роксаны). «Из любви к искусству»?

Роксана (входит с сумочкой в руках). Не человек, а чудовище!

Матье (спиной к Роксане, кукле). Вот это персонаж, Юлиус. Как, впрочем, и она. Да они и похожи.

Роксана (вполголоса). Что?

Матье (по-прежнему кукле). Да, да, Юлиус, они один другого стоят. Оба одинаково впадают в крайность. Разумеется, если бы я сейчас сказал этой чистой, кристальной, непреклонной женщине, что у нее много общего с этим распущенным, беспардонным, наглым молодым человеком, она облила бы меня презрением.

Роксана снисходительно улыбается.

Впрочем, нет. Я думаю, она на это не способна. Она решила бы, что при моем кризисе жанра лучше уж эта дикая мысль, чем вообще никакой…