Самая сладкая ложь
Шрифт:
Скрывать своего впечатления госпожа Коган, разумеется, не собиралась, а поэтому высокомерно кивнула новой знакомой и проскрипела:
— Очень приятно, госпожа Слоцки.
— И мне, госпожа Коган, — ответила Лия с вежливой улыбкой.
В той же манере Рита поздоровалась с Констанцией Толедано (красивая и глупая, но расчетливая женщина, которая вышла замуж, воспользовавшись своей молодостью, а теперь распоряжается деньгами мужа и греется в лучах его славы), с Кристиной Гордон (серая мышь, глупа — непонятно, что в ней нашел такой умный мужчина, как Гилад) и Габриэль (распутница, которая когда-нибудь закончит свои дни в наркологическом диспансере или подхватит какую-нибудь заразу вроде сифилиса). Потом настал черед Боаза (пропащий человек, нет ни одной женщины в городе, с которой бы он не переспал, и он должен сгореть в Аду) и Гилада, к которому Рита, как ни странно, относилась
— Поздравляю вас, Константин, — проговорила она тем же скрипучим тоном. — Я рада, что вы женились снова. Вам надо думать о спасении своей души. И о спасении душ остальных, если вы понимаете, о чем я.
Константин и Эван переглянулись. Во взгляде последнего промелькнуло сожаление — вероятно, связанное с тем, что его жена, не успев появиться в чужом доме, села на любимого конька.
— Пока что я не женился, госпожа Коган, — заговорил Константин вежливо. — Но Лия уже живет со мной.
Совершенно особое мнение о Константине Рита успела составить давно. Это был двуличный и совершенно бездуховный человек. Он вел себя на людях, как джентльмен, только потому, что ему нравилось быть в центре внимания, а в личной жизни был человеком хитрым и лишенным даже намека на мораль и честь. И не забывал лишать чести всех своих женщин. После того, как он развелся со своей женой (развратная и пошлая женщина, позволяет себе выходить в свет чуть ли не голой, тоже не имеющая понятий о чести, благородстве и достоинстве, отличная пара для такого человека, как Константин), жизнь его превратилась в подобие низкопробных порнографических романов. Все его женщины, как на подбор, были вульгарными, одевались откровенно и тоже корчили из себя леди и светских дам, как и его бывшая жена. Что же удивительного в том, что этот человек так опустился, что позволяет себе такую вещь, как гражданский брак?
Больше всего госпожа Коган раздражало не двуличие Константина и не то, как гадко выглядит его поведение в ее, хорошо воспитанной и набожной женщины, глазах. Ее выводило из себя то, с какой легкостью он говорит о своих возмутительных поступках. «Но Лия уже живет со мной». Каким спокойным тоном это сказано! Так, будто она уже его законная жена! Госпожа Коган помнила все недостойные высказывания этого человека, когда-либо ей услышанные, и говорила себе, что не подпустит его к своим детям на расстояние пушечного выстрела. Она и сегодня не пришла бы, если бы не репутация ее мужа, которую надо было блюсти. А еще бы не блюсти — окружение Константина состояло из таких же аморальных, как и он, людей, и мужу ее следовало бы держаться подальше от такого человека. Но христианское воспитание не позволяло ей упрямиться в разговорах с мужем, и она была вынуждена сопровождать его и со стороны наблюдать за тем, что он не нарушает нравственных норм.
— Надеюсь, я не шокировал вас, госпожа Коган? — осведомился тем временем Константин. — Я знаю, что вы обо мне не очень хорошего мнения, а поэтому предпочел говорить правду. — Он приложил ладонь к груди. — Я не так религиозен, как вы, но стараюсь придерживаться определенных моральных правил. Даже любовью мы занимаемся в темноте, а не при свете.
Госпожа Коган возмущенно выдохнула.
— Ну, знаете, — сказала она, — это чересчур!
— Я сказал что-то ужасное? Умоляю вас, простите. Я не хотел заставлять вас чувствовать себя неловко в моем присутствии. Но подробности моей личной жизни, как я знаю, очень интересуют вас, и поэтому я счел невежливым уходить от темы.
— Как у вас только поворачивается язык говорить такое! Подобные темы обычно обсуждают без посторонних и, тем более, без присутствия моего мужа!
— Не думаю, что ему понравилась бы эта мысль.
Эван покачал головой и рассмеялся.
— Извините, что прерываю светскую беседу, но мы припозднились, и, наверное, вам не терпится произнести первый тост.
… Путь к первому тосту оказался долгим, потому что до этого Константин и Эван решили перекинуться парой слов. Пару минут они обсуждали понятные только им биржевые новости, делились впечатлениями о высказываниях и делах каких-то финансистов. Эван подарил имениннику ценные бумаги, ценность которых осталась тайной для непосвященных.
— Вас совсем не видно в последнее время, — сказал он Константину. — Где вы пропадаете?
— У меня много дел. Но я обещаю, что в скором времени навещу вас.
— Устают не от дел, а от делишек, — поправил его Эван. — Вам давно пора бы взяться за что-то масштабное. Почему бы вам не открыть свое дело? Я вращаюсь в этих кругах уже не первый год, и глаз у меня наметан. Вы бы быстро встали на ноги, а потом растоптали без жалости всех конкурентов. — Он наклонился к уху собеседника. — Хочу уведомить вас, что дела у госпожи Землянских сейчас идут как никогда хорошо. Она послала своего партнера, Янива, этого неудачника, к чертям, и теперь распоряжается всем сама. Что ни говори, а девочка пошла в отца. И что вы думаете, она удовлетворена тем, что у нее сейчас есть? Она строит такие планы, которые в ее возрасте не снились даже мне, мужчине, в мужском мире денег! — Эван покачал головой. — Сейчас не время говорить об этом, но с какой женщиной вы расстались…
— Надеюсь, сейчас рядом с ней достойный мужчина, — ответил Константин. — Который оценивает по достоинству ее талант финансиста и не жалуется на то, что у него не жена, а постоянно желающий наполнить себя денежный мешок.
— Но ведь вы сами понимаете, как обстоят дела. Это деньги! Всегда нужно держать руку на пульсе, быть в форме. Только вы оступитесь, только продемонстрируете нерешительность и слабость — и ваши конкуренты оставят вас позади. Это жестоко, но у финансиста карьера на первом месте. Вы любили друг друга, но вы оба видели свое будущее в финансовой сфере, а не среди кучи детей. Никто не виноват, каждый выбирает то, что выбирает. — Он снова понизил голос. — Я уверен, что с Марикой вы провели много приятных минут. В отличие от меня, человека, по глупости своей решившего жениться на этом существе. Она, конечно, не изучает двадцать четыре часа в сутки биржевые котировки, одновременно обсуждая по телефону куплю и продажу ценных бумаг и акций и не имеет в голове калькулятор, как госпожа Землянских, но… — Эван обреченно махнул рукой. — Что бы там ни было, а я уже уверился в том, что для карьериста такая партия — единственная возможная. Очень хочется верить, что с этой женщиной, — он почти незаметно кивнул в направлении Лии, — у вас все сложится иначе, и вы будете счастливы. Счастье, знаете, это такая неуловимая штука… она напоминает долгосрочный вклад. Вы вкладываете и вкладываете, нервничаете, что спускаете на это слишком много средств, а потом открываете этот вклад и говорите: «А, к черту, это мне не нужно». И понимаете, что наделали.
— Мы заждались, друзья, — окликнула собеседников Констанция. — Вы заставляете нас скучать.
Незаметно появившаяся в гостиной Берта уже стояла у стола. Она успела наполнить бокалы шампанским и подала один из них хозяину дома.
— Благодарю, — кивнул он и поднял голову, оглядывая гостей. — Во-первых, друзья, я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы пришли. Мне приятно ваше внимание, и, надеюсь, вы тоже не чувствуете себя здесь лишними. Здесь давно не было гостей, и поэтому мне вдвойне приятно видеть вас. Думаю, если бы наш круг был бы более широк, у меня бы не было ощущения уюта, которое я сейчас испытываю. Конечно, это не стоит расценивать как сомнительный комплимент в адрес тех, кого в этой комнате нет. — Константин улыбнулся и переложил бокал в другую руку. — Во-вторых, вы, конечно, ждете от меня тоста, хотя ни для кого из вас не секрет, что произносить тосты для меня равносильно изощренной средневековой пытке. Но теперь я стою перед вами, держу в руках шампанское, и мне уже не отвертеться. Можно было бы сказать много чего пафосного, но я ограничусь несколькими словами. Не своими, а словами господина Когана, которые я услышал от него минуту назад. Господин Коган сказал, что счастье напоминает долгосрочный вклад. Мы раз за разом отдаем некую сумму, с досадой думая о том, что тратим много денег, но не задумываемся о процентах, которые нам принесут эти деньги. Потом мы открываем этот вклад и успокаиваемся — ну, наконец-то мы больше не будем вкладывать деньги невесть куда. И только через некоторое время мы понимаем, что были недальновидны, и что надо было думать о последствиях. Я хочу пожелать вам, друзья, не открывать долгосрочных вкладов раньше времени. Наоборот — вы должны заботиться о них и понимать, что зачастую — да что там, всегда — количество и качество получаемого зависит от наших усилий.
— Браво, друг мой, — после короткой паузы сказал Эван и, оглядев гостей, салютовал бокалом. — До дна!
Глава 14
После того, как каждый из присутствующих еще раз — на этот раз, на словах, а не с помощью подарка — поздравил именинника, а шампанского заметно поубавилось, Боаз сказал:
— А теперь, по всем правилам светского приема, виновник торжества должен устроить нам импровизированный концерт. Думаю, к нему присоединятся и другие присутствующие музыканты, а те, кто в свое время музыке так и не научился, с удовольствием послушают.