Самая страшная книга 2014
Шрифт:
В финал они вышли на дне рождения Татьяны, знакомой Лары по университету, и решающий пенальти забил Виктор. Было очень мило: приятные люди, прекрасное вино. Наверное, муж-футболист всей кожей чувствовал, насколько он чужой в этой компании, наверняка его злила ободряющая Ларина улыбка и преувеличенно-доброжелательный тон, каким к нему обращались, будто он неизлечимо болен. В ответ на безобидное замечание Лары он вдруг вывалил в руку недожеванный пельмень и, держа на весу, громко переспросил:
— Что ты сказала, дорогая? — Глаза у него были радостно-жестокими.
Лара
— Девушка, вы выходите?
…По проспекту расползался вечерний сизый туман, подсвеченный городской иллюминацией, достаточно яркой, чтобы бороться с влажным февральским мраком. Набрать чернил и плакать?
— Мариша, здравствуй, — сказала Лара в трубку. — Извини, что так поздно.
Троюродная сестра отозвалась настороженно:
— Здорово. Только ты быстро, чтоб телефон не занимать.
— У меня вчера Мишка пропал. Вдруг его… собаки? Я всю округу обошла, в подвальные окна кричала… — В горле у Лары заклокотало.
— Ага, давай еще из-за кота поплачь. Вернется, куда он денется. Ты где? Але?
— Я здесь… Знаешь, сегодня на редкость неудачный день. Сначала не могла закрыть дверь, что-то с замком. Потом смотрю, взяла непарные перчатки. Одна черная, другая коричневая. Не могу же я так — как рассеянный с улицы Бассейной. Пришлось снова возиться с дверью. До чего не хотелось никуда идти в выходной…
— Ну и сидела бы дома.
— С работы позвонили, очень просили купить картридж для принтера. Я поехала в фирму, а мне продали не тот.
— Как это?
— Там лента Мебиуса, — с отчаянием сказала Лара. — А мне нужен был другой. Сказали: «Конечно, подойдет, девушка!» А он, конечно, не подошел.
— Идиоты.
— А на сдачу дали разорванную десятку. Кондукторша в автобусе устроила скандал, не хотела принимать. Я в сердцах швырнула эту десятку на пол, а она еще больше раскричалась: «Сейчас кто-нибудь поднимет и будет мне снова совать!» Представляешь, она не поленилась, подобрала с пола и выбросила в окно. Люди смотрят, стыдно… Бесплатный концерт какой-то.
— Можно было в банк сдать. Они принимают.
— Ты, пожалуйста, извини, что я на тебя вываливаю свои неприятности. Просто мне необходимо услышать от кого-нибудь разумное объяснение. В маршрутке наговорили гадостей. В булочной продавщица подала пакет, я только протянула руку, а дно лопнуло, и хлеб вывалился на прилавок. Я стою, как пришибленная, думаю, как бы мне живой до дому добраться…
— Ясно. — Марина вздохнула. — Эх ты, темнота с чернотой. Сегодня ж двадцать девятое февраля, Касьянов день. Это ты Касьяна рассердила.
— Чем я его рассердила?
— А я знаю? Если в этот день все наперекосяк, ляжь на диван, руки по швам, и не вставай.
— Нет, нет… Это ведь трусость, — безжизненным голосом произнесла Лара. — Пусть
— Да в конец концов! — В голосе Марины зазвенело раздражение. — От тебя муж сбежал из-за этих словечек! Ты у себя в библиотеке так говори, а не с нормальными людьми!
— Не сердись, — торопливо сказала Лара. — Придешь сегодня ночевать?
— Да ни за что! Ночью свет загорается, а потом гаснет. Жуть с ружьем…
— Мариша, я же тебе уже объясняла. У меня в спальне выключатель с реостатом. Это очень удобно, можно приглушить свет, когда захочешь. Он иногда мигает, но только если до конца не выключить. Ты же знаешь, у нас напряжение все время скачет. У соседа импортный телевизор сгорел.
— Напряжение, как же. А дверь в кладовку как открылась? И ветром по ногам. Чуть со страху не померла.
— Может, тебе показалось?
— Поганая квартира, — отрезала Марина — Зря ты на нее сменялась. Алкашиха, ну, которая до тебя жила, малого во сне задавила. Знаешь, да? Ладно, пока. Завтра из Турции должны новую партию привезти, звякну, может, купишь чего. — В трубке раздались короткие гудки.
В свою «хрущевку» с двумя проходными комнатами и тесной кухонькой Лара переехала три года назад. Обстановка была куплена еще на старой квартире мамой, которая пользовалась славой отличной портнихи и шила на дому. Заказчицы роем вились вокруг нее и уходили осчастливленными, и когда мама провожала их до дверей — такая невозмутимая, с благородно-сдержанной улыбкой — она казалась Ларе королевой в окружении подданных.
Ароматы, обволакивающие этих хорошо одетых и уверенных дам, стали для Лары символом благополучия. Она пристрастилась к дорогим духам и даже теперь со своей крошечной библиотекарской зарплата копила деньги, чтобы раз в год купить флакон «J’adore» Christian Dior или «Mademoiselle Сосо» от Chanel. Из модных ей очень нравился чувственный «Angel» Tierry Mugler, но она не хотела бы расстраиваться из-за того, что на каждом шагу от других будет пахнуть духами. Она цеплялась за старую привычку баловать себя роскошными эликсирами, как за спасательный круг в цунами, разбившем вдребезги прежнюю жизнь. При этом Лара все яснее понимала, что эти нестойкие эфирные субстанции — достойная метафора ее нынешних иллюзий. Нужно ли делать вид, что все хорошо, когда все плохо?
На комоде в спальне упокоилась под кружевной накидкой древняя швейная машина «Подольск», осовремененная автоматическим приводом. За ней мама и умерла в одночасье, дошивая срочный заказ. В тот же миг вслед за ее чистой душой вспорхнули и улетели, как голубки, души умерших вместе с ней предметов — ниток всех мастей, мелков, утюга, лекал, подушечек с иголками и английскими булавками, ножниц и одноногого манекена. Лара похоронила их в большую картонную коробку и убрала с глаз долой — потому что от них больше никогда не смогло бы родиться такое же ошеломительно прекрасное платье, как у мамы. Или шикарный жакет. Или отменный деловой костюм.