Самая страшная книга 2015 (сборник)
Шрифт:
– «Налево-направо-направо», – это в позапрошлом году было, – туманно и как-то невпопад закончил он.
Спорить с мужем Ираида Павловна не стала. Возмущенно-презрительно хмыкнув, она отвернулась к окну, демонстрируя непоколебимость своего мнения. Дальше Лехтинен-старший вел машину в полном молчании. Юрка, хотя его и тяготила тишина, нарушить ее не решился. Так, меся глиняную трассу резиновой обувкой, «Волга» проезжала поворот за поворотом. Стали попадаться встречные машины – отдавшие родительский долг семьи торопились вернуться домой. К жизни.
После второго «налево», дорога выгнулась турецкой саблей, заставив Михаила Матвеевича сбросить скорость до пешеходной. На узком
– А, штоб тебя, – с досадой ругнулся Михаил Матвеевич. – Такого кругаля дали…
И Кашина «отпустило». Стало понятно, что нет здесь никакой мистики, просто неверно выбранный маршрут вернул их к исходной точке. Мама-Лехтинен не произнесла ни слова, но ее торжествующе вздернутые брови оказались куда как красноречивее. Поравнявшись с могильщиком, Михаил Матвеевич прижал машину к обочине, едва не зацепив крылом кованную оградку ближней могилы, и отстегнул ремень безопасности. Не глядя на супругу бросил:
– Сейчас, у местных аборигенов дорогу спросим…
Поспешно, словно боясь справедливых упреков жены, отец семейства выскочил наружу. Однако Ираида Павловна решила проявить великодушие, ограничившись довольной улыбкой в ссутулившуюся спину мужа.
Переждав пока мимо проползет, похожая на гигантского жука, заляпанная грязью «бэха», Михаил Матвеевич перебежал дорогу. За руку, как со старым знакомым поздоровался с могильщиком. Достав из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, угостил «аборигена» и угостился сам. Следующие несколько минут прошли за активным обсуждением дальнейшего пути. Долговязый землекоп активно загибал руки, видимо изображая нужные повороты, да настойчиво тыкал тлеющей сигаретой в сторону ближайшего холма. Михаил Матвеевич кивал, соглашаясь. Его собеседник сплевывал под ноги, лениво скребя живот ногтями прямо через грязную майку-алкоголичку. К тому моменту, когда высмоленные почти до фильтра «бычки» полетели на землю, Юрка уже весь извелся. Вопреки всему, рациональное объяснения их возвращения не до конца развеяло ореол жути, исходящий от тощаги-могильщика. Находиться с ним рядом было пыткой не меньшей, чем слушать нытье уставшего от дороги Коленьки. Все чудилось Юрке, что нет-нет, да ощупает его липкий, изучающий взгляд. Каждый раз он пытался встретиться с землекопом глазами, и каждый раз неудачно. Верзила смотрел на дорогу, на Михаила Матвеевича, за горизонт, просто себе под ноги. Куда угодно, только не на Кашина. Однако ощущение слежки не проходило. Наконец Лехтинен-старший горячо потряс мосластую руку могильщика и быстро вернулся к машине. Плюхнувшись на сиденье, с места в карьер тронул машину вперед. Даже пристегиваться не стал.
– Ну? – нетерпеливо спросила Ираида Павловна.
Михаил Матвеевич ответил жене торжествующим взглядом.
– Баранки гну! Лопухнулся я, что уж там… но и ты, мать, тоже…
В последовавшей за этим мешанине многочисленных «направо» и «налево», Кашин заблудился окончательно и бесповоротно. А Люськины родители увлеченно обсуждали дорогу, точно действительно были здесь впервые.
– Столько лет сюда мотаемся, а они все дорогу запомнить не могут, – шепнула Люся. – Теперь до самой могилы собачиться будут. Не обращай внимания…
Ее горячее дыхание
– Кладбище само по себе здоровенное, да еще и растет постоянно. Тут каждый год какие-то новые дороги появляются. Я сама, если честно, без предков бы нипочем бабушкину могилу не нашла. Извини, что все так затянулось...
Мягкие губы как бы невзначай коснулись Юркиного уха, и юноша поплыл окончательно. Кашин уже давно смирился с тем, что находясь рядом с этой девчонкой полностью теряет волю к сопротивлению. Люсина ладошка украдкой принялась поглаживать его бедро, а у Юрки не было сил, чтобы даже просто попросить ее перестать. Иногда ему казалось, что он ловит в зеркале заднего вида отражение укоризненно поджатых губ Ираиды Павловны… но это было так несущественно, пока к нему льнула мягкая, горячая, пахнущая цветами Люся!
Резко хлопнувшая дверь мгновенно привела Юру в чувство. Он удивленно похлопал глазами, с удивлением осознав, что машина уже давно остановилась, а Михаил Матвеевич даже успел выбраться наружу. На улицу не спеша вылезла и мама-Лехтинен, тут же принявшаяся кудахтать над радостно бесящимся Коленькой. Люська, паскудница, с невинным видом ковырялась в рюкзаке, будто бы это не она только что ласкала Юрку, чуть ли не на глазах у родителей. Жеманно стрельнув глазками, девушка подтолкнула Кашина к выходу и следом за ним сама выбралась из машины.
– Люсенька, термос не забудьте! – крикнула удаляющаяся вслед за мужем Ираида Павловна.
– Да возьму я твой долбаный термос, – под нос буркнула Люся, навьючивая рюкзак на своего молодого человека. – Мертвого достанет, истеричка старая…
– Пошли, – бросила она уже Кашину. – Под ноги смотри, тут спуск крутой. И глаза береги, все этими долбанными елками заросло.
Сказала и тут же ловко шмыгнула между скрещенных лап двух здоровенных елей, в просветах за которыми смутно угадывалась, соштопанная из лоскутов-могил открытая поляна. Кашин забросил рюкзак на плечи и, стараясь следовать обоим советам одновременно, двинулся следом. Острая хвоя приятно кольнула ладони, когда он развел ветки в стороны, выбираясь на глиняный спуск, на котором угадывалась протоптанная посетителями кладбища тропинка. Юркая Люся оказалась уже в самом низу. Привычно лавируя между деревьями, пеньками и могилами, она стремительно догоняла неторопливо бредущих родителей.
Кашин нагнал семейство уже возле самой бабушкиной могилы. Невысокий, по пояс, металлический заборчик, со стилизованными набалдашниками на угловых прутьях, отсекал квадратный участок, выложенный богатой черной плиткой. Солнечные лучи покрытие не отражало, а словно впитывало, отчего казалось, что и сама могила, и небольшой столик с лавочками, парят над бездонной черной ямой. Это выглядело настолько натуралистично, что Юрка, уже перенесший ногу через символический порожек, замешкался, не решаясь опустить ее. Но папаша Лехтинен абсолютно спокойно подправлял пластиковые лилии, а Ираида Павловна буднично вытаскивала из сумки кульки и контейнеры с едой, и никто из них не проваливался в это смолянистую черноту.
– Юрочка, доставайте термос, – позвала Кашина мама-Лехтинен. – Будем бабушку поминать.
Послушно выполнив указания Ираиды Павловны, юноша присел на край скамейки, впервые посмотрев на надгробие. С обрамленной металлическими завитушками фотографии, на Юру подозрительно глядела пожилая женщина. Строгое, сухощавое лицо, старательно зачесанные седые волосы, узкие сморщенные губы и под стать им хищный, островатый нос.
– Знакомься, – заметив его взгляд, сказала Люся, – эт Нойта Тойвовна, бабка наша.