Самая страшная книга 2022
Шрифт:
«В подвале „Альтаира“ пытаюсь открыть обгоревшую дверь, она открывается снизу вверх. Понимаю, что это не дверь, а огромное веко, но не могу остановиться. Слышу мелодию из детской передачи…»
Законспектированные сны испортили Жене выходные. Пасмурным утром в понедельник он дописал про мелодию, перечитал, психанул и порвал бумажки на мелкие клочки. Бредя по аллее, высматривал среди облысевших каштанов бугристую голову Черта. Он не встречал старикашку с октября и был этому рад. Надеялся, Черт околел в распахнутой
День телевидения отмечали в пятницу. Директор произнес речь, все пригубили шампанское в конференц-зале и рассредоточились по зданию. Из операторской гремел хип-хоп, из бухгалтерии доносился женский смех, журналисты жарили шашлыки за гаражом. К труженикам виртуального фронта присоединились режиссеры монтажа и выпускающий редактор. Хозяйственные Юли распаковывали контейнеры с домашними вкусностями. Человечек испекла пирог, парни скинулись на вино и «Кэптан Морган».
Бурдик хорохорился:
– Где вы, бабоньки, такого, как я, найдете! Не живот это, а моя большая душа!
Травил плоские анекдоты и анекдотами оправдывался за плоскость:
– Рабинович, вам не смешно? Смешно, так и что, мне смеяться из-за этого?
Человечек захмелела от глотка мадеры:
– Как же я вас всех люблю! Какие же вы все…
– Человечки! – закруглил фразу Бурдик. Он полез к Йохе, но был отфутболен, вдруг обратил внимание на ТНТ.
– Юленька, радость, мы с тобой полтора года душа в душу…
Женя попивал виски и думал благостно: «Все ведь хорошо, славный коллектив, мама мной гордится».
ТНТ выскользнула из его загребущих лап, подплыла к Жене. В нарядном синем платье, в завитках, как барашек. От нее пахло духами и лаком для волос.
– Вот скажи мне, Жень, чего мужикам надо?
– Это смотря каким.
Юля взяла со стола бутерброд, опомнилась: «Я же на диете, заметно?» – Бутерброд отложила и выбрала оливку. Потрогала ее ртом, высасывая влагу, плеснула очами, тихим населенным омутом.
– Ну тебе, тебе, чего надо?
– У меня все вроде есть.
– Поделишься? – Юля сунула ему дольку мандарина. – Закусывай! И идем прогуляемся, душно тут.
Они вышли под завистливым прищуром Бурдика.
– Мужикам, – рассуждала пьяненькая ТНТ, – секс нужен. Допустим, он и мне нужен, но зачем так в лоб? Можно же лаской, интеллектом. А не вот это: сразу в постель.
Женя соглашался, отхлебывая мелкими глотками из прихваченного стаканчика. В коридоре царил полумрак, снаружи монотонно гудел заглушаемый стеклопакетами ветер. В кабинетах гомонили телевизионщики, но Женя представил, что они с Юлей изолированы от окружающих в скрипучем, обожженном здании.
– Ты классный, – говорила ТНТ. – Дай локоть, у меня шпильки. Ты надежный. А мы, бабы, не ценим. Ой, икаю. Ой, дура. Же-ень.
– А? – рассеянно улыбнулся он, слушая спутницу вполуха.
– Же-ень, а я тебе на той фотке как? Правда понравилась?
– Очень понравилась.
– Хочешь меня поцеловать?
Через минуту от ее помады не осталось следа. Задыхаясь, как после кросса, Юля поманила пальчиком. В конце коридора отворила дверь.
– Ее никогда не запирают. Что стоишь?
Они ввалились в темноту, облизывая друг друга. Вспыхнула лампочка. Помещение дробили стеллажи с видеокассетами.
– Что это? – Возбуждение схлынуло, точнее, смелось взбудораженностью иного рода.
– Архив, – объяснила Юля, стягивая платье к животу. В пыльном экране отразилось деформированное лицо Жени. На телевизоре примостился видеомагнитофон и DVD-проигрыватель. – Его отцифровывают потихоньку, но тут этих кассет!..
Целуясь, они втиснулись между стеллажами. Юля выгребла из бюстгальтера грудь, притянула Женю нетерпеливо. Зловредная память подбросила образ: расхристанный Черт, длинный стариковский сосок. Наметившаяся было эрекция дала заднюю. Почуяв неладное, Юля опустилась на колени, рванула молнию, заурчала.
Он уперся руками в стеллаж и смотрел перед собой. Завхоз приклеила к полкам стикеры. «1996, июль». «1996, июнь». И на кассетах были приписки: «Город и люди», «К юбилею комбината», «Курьи ножки».
В пластиковом корешке Женя будто увидел Бабу-ягу, Лешего Лешу и Вия, покуда дремлющего у бревенчатой стены. Стальной обруч сковал черепную коробку.
Юля освободила рот и посмотрела снизу вверх:
– Что-то не так?
– Все прекрасно. – Он поднял ее, поцеловал, надеясь высечь искру из предательских чресл, сказал, гладя по щеке: – Давай просто постоим.
Глаза девушки недобро блеснули.
– Ясно! – Она выпуталась из объятий, упаковалась в кружева и атлас.
– Ну, Юль.
– Я двадцать три года Юль, – и вышмыгнула за дверь.
В кабинете она подсела к режиссеру монтажа, льстиво подсмеивалась и, рассказывая о чем-то, интонационно выделила слова «на полшестого» – и еще зыркнула в сторону Жени мстительно.
Он собирался написать ей в субботу, но смалодушничал. Волновался, размышляя про импотенцию, включил порно и облегченно выдохнул. Мама позвала обедать. У мамы из правой руки росла тряпичная кукла. Женя отшатнулся, до крови прикусил губу.
– Что такое? – Мама посмотрела на руку, на кухонную перчатку с силиконовой вставкой. – Что, сынок?
– Ничего. – Он выдавил улыбку, как последние капли кетчупа из тюбика.
Теперь он переживал за свой разум, а не за член. И в понедельник переживания усилились.
День не заладился с утра. Одна из трех Юль, понятно какая, встретила сухим «привет» и уткнулась в монитор. Главный редактор обругал за халатность в рабочем чате. На перекуре Бурдик весь извивался ужонком. Высмоктал сигарету, вторую.