Самая страшная книга 2024
Шрифт:
– Ага. Показать?
– Ладно, верю. А историю?
Молчание.
– Саш, там надо контурные карты сдать. Сделал?
Молчание.
Алексей зашел в комнату сына. Тот валялся на кровати с джойстиком в руках.
– Блин, чего у тебя так пахнет? Ты бы не копил мусор, сколько раз говорил!
– Ага.
– Так что там с контурными картами?
Сашка поставил игру на паузу. Посмотрел на отца:
– Я их не буду делать.
– Почему?
– Не хочу.
– Надо.
– Зачем?
– Я тебе уже много раз говорил зачем.
Сашка
– Ну а я много раз говорил, что не буду.
– Саш…
– Отстань, а? Чего ты ко мне цепляешься?
– Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы, когда ты закончишь школу, перед тобой было максимум возможностей.
– Нет. Ты хочешь, чтобы я был как ты. – Его глаза сжались в щелочки. Он повернулся к отцу и добавил тихо, но внятно: – Таким же неудачником.
Алексей достал бутылку коньяка и нацедил себе в чашку на три пальца. Губы дрожали. Он едва сдержался. Он, обещавший себе, что никогда не поднимет руку на сына. И слишком часто в последнее время это обещание дает трещину.
Может быть, Сашка прав? И он действительно неудачник? Ведь чего он добился в жизни? Способен прокормить себя и сына. И хотя айтишники нынче в цене, денег едва хватает. Но зато… Зато не бегает к черту на поклон.
Он пробовал ходить в церковь. Пробовал молиться. Смотрел на иконы – и видел лишь доски, расписанные ремесленниками. Картинки, за которыми не было ни Бога, ни духа. Видел злобных старух, шипящих, едва сделаешь что-то неправильно. Попрошаек, профессионально зарабатывающих на милостыне. Пришел на исповедь, думал покаяться, попросить прощения за все грехи. Но, стоя перед батюшкой, не смог выговорить ничего, лишь слезы катились по щекам. Впрочем, поп их не видел.
С психологом получилось удачнее. На сессиях он как будто засовывал два пальца в душу – и его рвало. Слова выходили из него, как блевотина. Он смог рассказать про маму, про Ольку, про Веронику. Но не про черта. Психолог так и не понял, почему он винит себя. И разговоры перетекали на более существенное и злободневное – как ему справиться с переходным возрастом сына.
Он выходил, вдохновленный новыми методиками, и пробовал всё. Всё, что советовал специалист. Но раз за разом срывался.
– Саш, ложись спать.
– Ага.
– Не «ага», а прямо сейчас.
– Ну сейчас… Доиграю катку и лягу. Пять минут.
– Ты мне про пять минут час назад говорил.
– Я не хочу спать.
– Хочешь. Тебя по утрам не добудиться.
– Ну я же встаю.
– Встаешь, а потом тебя в школе тошнит от недосыпа, и ты отпрашиваешься с уроков.
– Отстань.
– Какой, блин, «отстань»?! Спать ложись! Немедленно!
Сашка повернулся и зло, хлестко отчеканил:
– Ну чего ты пристал? Это моя жизнь! Отвали! Иди к черту!
Алексей дернулся. К черту? Глаза застила пелена, он размахнулся и ударил сына по губам.
Джойстик отлетел в сторону. Сашка вскочил, прижав ладонь ко рту. Сквозь пальцы
Он хотел что-то сказать, но вместо этого оттолкнул отца и бросился в прихожую. И, пока Алексей приходил в себя от только что совершенного, Сашка сунул ноги в ботинки, накинул куртку и выбежал из квартиры, хлопнув дверью.
Через три дня Сашку привел участковый. Сын смотрел исподлобья.
Алексей немного выждал, собрался с духом и зашел к нему в комнату.
– Прости, что не сдержался, – произнес он, глядя на подсохшую корочку на губе сына. – Моя вина.
Тот только хмыкнул в ответ. Но взгляд слегка потеплел.
– Где был?
Сашка помолчал, но все-таки снизошел до ответа:
– Мир не без добрых людей. Приютили.
Алексей кивнул и принялся опять, с самого начала, рассказывать, почему он требует от него то, что требует. Как всегда это делал с самого раннего детства, пока Сашка не усваивал, почему надо мыть руки, чистить зубы, пить горькие лекарства или питаться не только конфетами и мороженым.
Сын сидел со скучающим видом, а потом вдруг сказал:
– Фигня это все. Про учебу, упорство, работу и так далее. Ну, буду я пахать, как ты хочешь, добьюсь плюс-минус того же, что ты. И что? Разве это жизнь?
Алексей поперхнулся. Покачал головой:
– А иначе никак. Иначе нельзя.
– Можно, – отмахнулся Сашка. – Просто найти нужного человека в нужное время. Парень, у которого я ночевал, – он мне рассказал про такого. Про того, кто может исполнить любые желания…
Алексей не стал делать этого дома. Он дождался, когда Сашка уснет. Вышел на пустырь за домом. И долго, во весь голос орал в темноту. Нужно было прокричаться.
Понятно, к кому хочет пойти Сашка. И не важно, что попросит сын. Важно то, чем сможет заплатить. Точнее, кем. Мать умерла, никого из родных не осталось, кроме отца. Близких друзей нет, девушки тоже нет, это точно. Так и кого же он отдаст, когда назовут цену?
Алексей думал всю ночь. А утром, не дожидаясь, пока проснется сын, пошел по улицам, выбирая направление наугад.
Он шел и проговаривал про себя желание. Последнее. Настоящее. Взрослое. Без идиотизма. Чтобы на всю оставшуюся жизнь. Он тщательно подбирал слова. Оттачивал формулировки. И знал, что, как только будет готов, стоит повернуть и зайти в любую дверь.
Дверь оказалась тяжелой и богатой. Он толкнул ее, лишь мельком взглянув на вывеску – герб, золоченые буквы. Общественная приемная какого-то депутата. Не обращая внимания на секретаршу, сразу двинулся во вторую комнату. И совсем не удивился, встретившись с взглядом знакомых глаз – светло-коричневых, с оранжевыми искрами.
Строгий костюм, скучный галстук, портрет президента, трехцветный флажок. Черт не сделал попытки встать навстречу или поздороваться. Он просто сидел и молчал. Лишь переступил копытами под столом.