Самайнтаун
Шрифт:
– Молоко? – Джек выпрямился, отступил от нее на два шага, как она того хотела, махая рукой, и поник. – Ты собираешься есть хлопья? Но я столько всего приготовил! Ты ведь любишь клафути, разве нет? Может, я отрежу тебе кусочек…
– Не может, – отрезала Лора. – Супы не люблю, выпечку не ем, индейку не перевариваю.
– Но…
– Молоко дай.
Когда в ее руках наконец-то оказалась заветная бутылка ледяного молока и пачка разноцветных кукурузных колечек, Лора успокоилась. Что-то заставило ее разнервничаться, и она сама до конца не понимала, что именно, но предпочла сразу утопить это в своем любимом завтраке, которому не изменяла вот уже на протяжении семидесяти лет, как впервые ступила на сушу. Прислушиваясь к кукушке, отстукивающей время в напольных часах в гостиной, Лора принялась быстро-быстро набивать рот. Тубус давил ей на поясницу, будто
– Так ты пойдешь прямо на место?
– Да, хочу посмотреть лично. Ральф пишет отчеты, как курица лапой. Да и всегда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– Мне пойти с тобой?
– Чтобы ты там в обморок грохнулся, и мне потом тебя до дома на руках нести пришлось? Ну уж нет!
– Эй, я не такой болван, как ты думаешь! Я могу закрыть глаза.
– Нет, ты остаешься присматривать за Лорелеей. Это твоя основная работа, не забывай.
Лора подавилась последней ложкой. Хлопья быстро размякали в молоке, и, сосредоточенная на том, чтобы съесть их до того, как это случится, она слушала разговор Франца с Джеком на фоне точно так же, как радио, провод от которого все еще валялся под столом. Витражная роспись на кухонном окне сливалась с янтарными листьями плакучих ив, обступающих Крепость. Сквозь рельефные стекла они и вправду напоминали стекающие слезы, словно дом плакал солнечным светом. Когда Лора оторвалась от любования ими и своей тарелки, то оказалось, что Франц уже допил свой кофе, натянул джинсы вместо спортивных штанов вместе с кожаной курткой и вооружился ключами от «Чероки», который пригнал утром с кладбища.
– Чего-чего? – переспросила Лора. – Мне надо на площадь в Светлом районе, сегодня сдача проекта! Титания возьмет машину и отвезет меня. Ей все равно ведь ехать в цветочную лавку…
– Она уже в лавке, – сообщил Джек. – Ушла еще утром, пока ты спала.
Лора оглянулась через арку на тахту. Плоды терна скукожились, плющ поредел – осталась лишь пара особо настырных веток, обвивающих четыре диванные ножки. Значит, Титания и впрямь давно к ним не подходила – те росли лишь вокруг нее или из нее самой. Что ж, значит, Лоре, по крайней мере, не придется слушать ничье нытье и снова вытирать ей сопли, как прошлым вечером, когда ее привезло такси, окровавленную и зареванную. Меньше драмы – больше кислорода.
Именно так Лора приободряла себя, пока судорожно обдумывала другие варианты.
– Тогда ты меня подбросишь, – заявила Лора, глядя на Джека, но тот повертел тыквой из стороны в сторону, и она с недовольством вспомнила сама: – Ах, да, точно. Ты же не умеешь водить. Боже, какой же ты все-таки никчемный!
– Ничего страшного, зато Франц умеет. – Джек произнес это таким воодушевленным тоном, словно и вправду верил, что Лора обрадуется. – У меня куча дел сегодня. И раз уж Франц все равно твоя сиделка…
– Не нужна мне никакая с-сиделка! – взвилась Лора так же, как взвивалась каждый раз, когда кто-то произносил это самое слово, которое без запинки не могла произнести даже она сама. Во рту сразу становилось кисло, будто оно было отравой. – У меня всего раз колесо в канализационном люке застряло, подумаешь! Все потому, что какой-то урод забыл его закрыть. Не считая этого, я полностью самостоятельна! И к тому же, от меня даже в коляске больше проку, чем от этого плаксы.
– Эй, я вообще-то еще здесь! – воскликнул Франц оскорбленно из гостиной арки, куда ушел за солнцезащитным кремом и кепкой. – Давайте избавляться от привычки говорить о ком-то в его присутствии, ага?
Лора махнула рукой.
– Он кровь целый месяц уже нормально не пил! – продолжила наседать она, надеясь убедить Джека. – А если вырубится прямо за рулем и мы попадем в аварию? Или набросится на кого-нибудь, потому что оголодал? Или…
– Все будет нормально, – оборвал ее на полуслове Джек. Несмотря на то, что он всегда заявлял, будто никогда не устает, голос его звучал не так бодро, как вчера. Он снова повернулся к Лоре спиной, принявшись перебирать и складывать грязные посудины. Большинство из них занимала пища, которую некому было есть, кроме ушедшей Титании, и Лоре показалось, что тьма в треугольных глазницах Джека колышется, словно вытекает наружу. В тот момент она почти пожалела, что так категорично охаяла его еду, но тут Джек сказал то, что заставило ее захотеть сделать это еще раз: – Вчера я уговорил Франца выпить половину донорского пакета через трубочку, вполне удачно, надо сказать. Так что сейчас он работоспособен не меньше, чем обычно. Франц – твоя сиделка, Лора. – Джек повторил это чуть ли не по буквам, будто хотел, чтобы у нее начал дергаться глаз. – И дело вовсе не в тебе и не в том, что ты недостаточно самостоятельна. Просто сейчас в городе одной слишком опасно, а Францу нужна работа. Все в городе должны работать, помнишь?
– Так пусть устроится официантом! – рыкнула Лора.
– Он не может, – ответил Джек снова, и Франц издал неловкое «хе-хе», показывая из-за арки козырек кепки. – После того, как он пытался задушиться воздушным шаром посреди детского банкета, ни одно кафе его не берет. Даже Наташа.
В такие моменты Лоре хотелось выбежать из комнаты и громко хлопнуть дверью, но она не могла даже выехать из-за стола с первого раза, ни во что не врезавшись. От того, как резко Лора дергала колеса в бешенстве, коляску заносило. Бормоча ругательства, она выкатилась в коридор, подхватила с пола обувь и принялась яростно натягивать ее на недвижимые ступни. Лора знала: дело вовсе не в том, что Франц не может подыскать себе другую работу – просто все прочие сиделки, которые были у Лоры до него, сбегали от нее уже через несколько недель. А сиделки, как ни крути – и как бы она это ни отрицала, – все-таки были ей нужны. Франц оказался единственным, кто продержался так долго – и единственный, кому было плевать на капризы Лоры, ее перепады настроения и колкие шутки, вонзающиеся то под ребра, то ниже пояса. Все потому, что Франц, как и Лора, был слишком зациклен на самом себе: один замкнулся в жизни без смерти, другая – в жизни без самой жизни. Возможно, противоположности и впрямь притягивались, потому что Лора и Франц, наоборот, отскакивали друг от друга так, что каждый раз бились стекла.
Поставив обутые ноги на опору, Лора просунула плечо в ремень тубуса и, слыша грохот за спиной и просьбы Франца подождать его, протаранила входную дверь. Молоток на ней – львиная пасть с кольцом вместо ручки – жалобно звякнул. Прохладный октябрьский воздух царапнул воспаленное от пения и воплей горло, и Лора натянула на голову капюшон джинсовой куртки, подбитой овчиной, чтобы укрыться от ветра. Желтые листья, срываясь с верхушек деревьев, уже похоронили под собой темно-синий джип, как под золотым саваном. Лора осмотрела его и пустынную дорогу, по которой с легкостью могла бы скатиться до ближайшего перекрестка, где начинались первые жилые дома, отделенные от Крепости голыми пустырями. Дальше, правда, будет сложнее: скорее всего, она сотрет в кровь пальцы, пока доберется до Светлого района в одиночку. Если Франц не вернет ее обратно раньше.
Смирившись со своей участью, Лора осталась на месте и принялась нетерпеливо прищелкивать языком. Когда же она собиралась потрясти тубусом и напомнить Францу, запутавшемуся в шнурках на пороге, о таком понятии, как время, что-то вдруг зашелестело у нее под ногой. Лора свесилась с коляски и подцепила пальцем листок, приставший к левому колесу ее коляски.
– Джимпи-джимпи? – решила она сначала, прежде чем выпутала его, застрявший между спицами, и поднесла к глазам.
Нет, это был никакой не джимпи-джимпи. Недаром его прозвали «жалящим кустарником»: чуть коснись ворсинок, и пальцы зажгутся, как от прикосновения к открытому огню. Пальцы Лоры же остались абсолютно невредимы: ни жжения, ни волдырей, ни красноты. Словом, никаких последствий, как в прошлый раз, когда она еще не знала, что джимпи-джимпи – одно из немногих зеленых растений, которые почему-то прорастают в Самайнтауне наравне со множеством других ядовитых трав. В этот раз в ее руке было нечто другое. Тоже ядрено-зеленое, однако, и с рифлеными краями. Если листок и походил на что-то, кроме джимпи-джимпи, то только на вяз. Однако все вязы в Самайнтауне сплошь бронзовые или золотые, как монеты в городском фонтане – листья сразу распускаются такими, минуя предыдущие стадии. Зеленых растений в дикой природе Самайнтауна никогда не было априори и быть не может. По крайней мере, Лора ни разу таких не видела за те несколько лет, что жила здесь.
«Надо бы Джеку показать, – подумала она, но, вспомнив их разговор и увидев Франца, выходящего из дверей с гаденькой улыбкой, тут же осеклась. – Нет, пожалуй, обойдется. Не мои проблемы».
И она смяла листок в пальцах. Ветер унес его с раскрытой ладони быстрее, чем Франц дошел до «Чероки» и разблокировал пассажирскую дверь.
– Залезай, – бросил он не без издевки, и Лора наградила его таким убийственным взглядом, что еще бы немного, и мечта Франца о смерти исполнилась. – А, ой, точно, ты же не можешь. Тогда ручки вверх!