Саммерленд, или Летомир
Шрифт:
— Ты так и не нашел никого… — Договаривать Этан не стал. Если бы Клевер спас кого-то из своих, то, конечно, привел бы их с собой. Феришер в ответ только молча мотнул головой.
Этан набрал в тазик теплой воды из-под крана, чувствуя, что ему выпала большая честь поухаживать за королем хоум-рана трех Миров. Феришерская кровь показалась ему гуще человеческой, а пахла она, как весенняя грязь, — так пахнет земля на первой бейсбольной тренировке сезона. Смывалась она легко, а раны и порезы, когда Этан промокал их мокрым полотенцем, затягивались сами собой. Вскоре Клевер сел, забрал у Этана
— Спасибо тебе еще раз. — Часть бороды у Клевера обгорела, и он осторожно пощупал плешь. — Ох и прыжок же был. Прогал между ветвями теперь страсть как широк — а ведь раньше они смыкались, как губы при поцелуе. Да нам с тобой и не положено ведь прыгать в одиночку.
— Кто за тобой гнался? Скрикеры? Серошкуры?
— Нет. Быстромрак. Такая живая тень, которая…
— Я знаю. За нами они тоже гнались. И схватили Пройдисвета.
— Да ну? Печальная новость.
— А еще они забрали моего папу, Клевер. Я знаю, это они. Один такой, Роб Пэдфут пришел и забрал его и наш дирижабль.
— Пэдфут? Мягколап то есть? Да, тут и сомневаться нечего. Твой отец у Койота.
Этан, вспомнив о темных очках, достал их из кармана. Стекла радужно переливались, как две нефтяные лужицы. Белую оправу из чего-то вроде мягкой резины или винила пронизывали тонкие проволочные жилки. Резина или пластмасса — отец уж точно знает, как этот материал называется — нагрелась у Этана в кармане.
— Ты его знаешь, этого Мягколапа? — спросил Этан и надел очки. Нет, нагрелись они явно не от кармана — казалось, что тепло идет изнутри.
— Век бы его не знать. Он кормится за столом у Койота. Во всех его пакостных делах участвует. Тиранит его рабов, обманывает его жертв и награждает его любимчиков. Мерзавец, одно слово.
Этан хотел уже снять очки, как будто дурные качества Мягколапа могли и его заразить, но то, что он увидел, помешало ему.
Когда на тебе очки, даже темные, ты смотришь сквозьних — и ожидаешь увидеть, более четко или не так ярко, то, что находится перед тобой. Это ожидание коренится так глубоко, что мозг Этана только с усилием — и с тошнотой — осознал, что сигналы, подаваемые ему зрительными нервами Этана, не имеют ничего общего с мастерской, со старой кушеткой в углу и с раненым вождем феришеров. И прошло еще некоторое время, прежде чем ошарашенный мозг сумел сложить какую-то картину из массы белых, серых и голубоватых пятен, которую показывали ему глаза.
— Я вижу его! — вскричал Этан, прижимая оправу к лицу. — О Господи! Я его вижу!
— Кого, Мягколапа?
— Нет! Отца!
Этан видел его смутно, как через масляную пленку, притом изображение все время дергалось вправо, влево, вверх и вниз. Мистер Фельд лежал на чем-то вроде матраса, а позади виднелась голая стена. Он лежал на боку, и рубашка выбилась у него из джинсов. Грудь его мерно поднималась и опадала — возможно, он спал. Глаза закрывала плотная повязка, но отцовский мохнатый живот Этан узнал безошибочно. И большие старые наручные часы тоже. С отцом как будто ничего страшного не происходило, но повязка на глазах и этот жалкий матрас ужаснули Этана. Ясно, что отец — пленник, заложник. Может быть, его даже пытали. Изображение
— Я спасу его, — озвучил свой план Этан, одновременно обдумывая его. Он снял очки и спрятал их в карман. — Я спасу его, — повторил он уже тверже. Судьба Вселенной вдруг перестала его волновать. Он не хотел больше быть героем, не думал о пророчестве Джонни Водосказа и о том, что же такое обнаружил в нем Безымянник Браун. Он хотел одного: вернуть своего бедного похищенного отца назад. За свою короткую жизнь он уже потерял одного из родителей — и если для того, чтобы вернуть другого, нужно спасти Вселенную, он это сделает. — Ты мне поможешь попасть туда?
— Клянусь Десницей, я устал, маленький рувин, — вздохнул Клевер. Теперь, когда он немного оправился от ран и тяжелого перехода, горе, постигшее его племя, навалилось на него всей своей тяжестью. — Я старый, уставший, побитый феришер.
— Если Койот забрал моего отца, это может быть как-то связано с Рваной Скалой. Думаю, Койоту нужен материал, который отец изобрел. Эта штука не горит, не рвется и не режется — короче, то, что надо. Погоди-ка…
— Что такое?
— То, что надо. — Этану показалось, что у его желудка отвалилось дно. — Мне кажется… произошла ошибка.
— Какая еще ошибка?
— «Фельд — тот самый, — процитировал Этан. — У Фельда есть то, что ему нужно». Фельд — это не я. Это мой папа. «То, что нужно» — это его микроволокно, а «ему» — значит Койоту. Понимаешь? Джонни Водосказ с самого начала имел в виду не меня, а моего отца. У отца есть то, что нужно Койоту, а нужно ему отравить Колодец!
— Уж очень ты поспешаешь. — Феришер взялся рукой за лоб. — Давай-ка по порядку.
— Ты ведь знаешь мою подружку, Дженнифер Т. Райдаут? Ну так вот, ее бабушка видела сон про волшебный Колодец, питающий Древо. И там, во сне, был Койот. Он посикал в воду и испортил ее. Отравил.
— Лепечущий, — сказал феришер.
— Чего?
— Лепечущий Колодец. Тот, что на Проталине. В той части Зимомира, что примыкает к центру Миров. Да, если он изыщет способ испортить воду в Колодце, Древу придет конец. И Рваная Скала настанет в год Крота, как старики всегда говорили. И ведь это мы подставили твоего родителя Койоту. Мы посылали ему сны о воздушных кораблях и привели его к самому наплыву, где Койот неминуемо должен был его углядеть. — Голос Клевера стал похож на лоскут, обтрепанный по краям. — Мы во всем виноваты.
Они надолго замолчали. Из Этана выветривался последний осадок его мнимого, подтвержденного пророком геройства, но на его месте, как ни странно, возникала решимость, не имеющая ничего общего с волшебством. Значит, он не тот самый? Очень хорошо. Пусть ему не суждено спасти Вселенную, но отца своего он спасет, что бы там ни привиделось моллюску-оракулу.
— Ладно, — сказал он наконец. — Что делать будем?
Феришер вздохнул так, словно каждый атом его существа восставал против необходимости что-либо делать. Однако ведь он, отчаявшись отыскать свое племя, пришел именно сюда, а не куда-то еще. Этан начинал угадывать за всем этим какую-то силу, заставляющую вещи складываться так, а не иначе.