Самоцветные горы (Волкодав - 5)
Шрифт:
В некоторый момент Хономер понял, что, даже если стороны света, угаданные им по звёздам, определены верно и с тех пор он не слишком сбился с дорога, - он запросто пройдёт мимо лагеря, оставив его за каким-нибудь бугром. Из палаток будут подниматься тонкие струйки дыма, но от усталости он их не разглядит и не учует. И без вести канет в небытие, чтобы никогда не узнать, как близко было спасение...
Подумав так, Избранный Ученик не ощутил ни отчаяния, ни желания упрекнуть губительницу-судьбу. Даже и на это у него больше не было сил. Он шёл и шёл, зная, что идёт, по всей вероятности, в никуда. Шёл просто потому, что остановиться и ждать, чтобы слетелись обрадованные грифы, было ещё невозможней.
За весь день ему повезло только однажды. Жалкое это везение заключалось в том, что Хономер высмотрел неосторожного зайца и тот, вместо того, чтобы сразу броситься наутёк, почему-то позволил ему взвести непослушными пальцами самострел и прицелиться. Тёплую тушку жрец оставил стервятникам. Не то чтобы его воротило от сырого мяса, при необходимости он мог запихать себе в рот еще и не такое, просто голода по-прежнему не было. Меховая шкурка оказалась полезней. Хономер размотал тряпки и, разрезав, подложил её под остатки стоптанных голенищ. Шкура горного быка подошла бы для этого гораздо лучше, особенно взятая от хребта, и Хономер загадал себе: если останется жив - немедля велит привести лучшего сапожника Тин-Вилены и закажет ему самые крепкие сапоги. С наипрочнейшей подмёткой, которая никогда не отвалится и не прорвётся. С добротно проклеенными швами, сквозь которые никогда не просочится вода. С мягким войлоком изнутри, чтобы радовалась нога, чтобы ступала, как по свежей траве...
Седовласый кочевник, много лет судивший пёсьи единоборства и за праведность в этом деле снискавший почётное прозвание Непререкаемого, без спешки ехал верхом по летней степи. Его младший сын полюбил девушку и захотел, чтобы родители, согласно обычаю, взяли будущую невестку в свой шатёр до месяца Выживших, когда в степи играются свадьбы. Опять-таки по обычаю, отцу следовало сперва взглянуть на избранницу сына.
Особой нужды в подобных "смотринах", по совести сказать, не было. Степь - на то и степь, чтобы все знали друг друга и при встрече здоровались честь честью, по имени. И Непререкаемый отлично знал род девчонки, приглянувшейся сыну. И даже её саму мельком видел однажды, на прошлогодних зимних боях. Она ухаживала за кобелём, изрядно потрёпанным в схватке. Хорошая девочка. И нынешняя поездка мало что добавила к мнению Непререкаемого, как он, впрочем, и ожидал. Однако обычай есть обычай. Если не придерживаться его, вполне можно уподобиться горожанам из Тин-Вилены, людям без родной звезды в небесах.
А кроме того, старый предводитель просто рад был случаю повидать сына, что во время летней пастьбы удавалось нечасто. И ничуть не меньше хозяина радовался свиданию Тхваргхел-Саблезуб, могучий белый вожак. Ведь юноша, надумавший взять жену, как-никак доводился ему братом по крови.
Теперь они возвращались домой, и было очевидно, что над шатром молодых непременно взмахнёт сверкающей гривой сам Бог Коней. Как ещё можно было истолковать ласковый дождь, целых два дня умывавший степную траву?.. Благодаря ему влага наполнила русла, готовившиеся пересохнуть сообразно времени года, так что человеку, псу и коню даже не пригодился запас воды, взятый из дома. На всём пути их щедро поили пробудившиеся родники. Ключевая влага казалась Непререкаемому удивительно вкусной и заставляла чувствовать себя молодым. Крылось ли в ней вправду нечто особенное?.. Или всё дело было в весёлой молодости влюблённого сына?..
Так, занятый приятными мыслями, ехал по степи старый кочевник. Он даже не сразу обратил внимание на фырканье принюхавшегося Тхваргхела. А между тем это пофыркивание могло означать только одно. Белый воин заметил на равнине, которую считал по праву своей, чужого, незнакомого пса.
Непререкаемый огляделся и тоже заметил его, стоявшего невдалеке, на вершине маленького холма. Пёс был действительно чужой. Подобных ему, если хорошенько припомнить, Непререкаемый видел годы назад: эту породу держали по ту сторону гор, она очень редко появлялась в степи, поскольку в овечьи пастухи не годилась.
Исхудалому кобелю, похоже, пришлось проделать очень долгий путь, и тем не менее он был великолепен. Вороная шерсть даже не утратила блеска и горела на солнце, отливая стальной синевой. Человек на лошади окинул взглядом знатока лобастую голову, могучую шею, широченную грудь, разрисованную ржавым подпалом... Тхваргхел уже шёл к чужаку - медленно, настороженно, на пружинисто распрямлённых ногах. Пришлому воителю поистине цены не было бы на Кругу, но Непререкаемый отнюдь не боялся за любимца. Тхваргхел уже несколько лет провёл вне поединков, но лишь оттого, что не находилось достойного супротивника. Сообразит небось, как разойтись с чужаком, должным образом оградив свою и хозяйскую честь!..
Старик зорко пригляделся и отметил, что ни тот, ни другой четвероногий боец не поднял на загривке щетины. Вот легконогий Саблезуб поднялся на холм... Два огромных пса застыли, как изваяния, в какой-то сажени один от другого. Потом стали сходиться. Пядь за пядью, вершок за вершком, ближе, ближе... Сейчас бросятся! Два куцых хвоста указывали в зенит, трепеща от сдерживаемого волнения. Два чёрных влажных носа усердно трудились, читая сотканные запахами повести неведомых стран.
"Ты без спросу ступил на мои земли, чужак. Откуда ты и зачем?"
"Да, я без спросу ступил на твои земли, великий брат. Но не затем, чтобы тайно приблизиться к твоим сукам или нанести вред стадам. Я вовсе не оспариваю твоё старшинство. Взгляни лучше, вождь степного народа, что я принёс!"
И Непререкаемый, зорко следивший с седла, испытал некоторое удивление, заметив, как что-то изменилось в позах кобелей, грозно замерших голова к голове. Ушло свирепое воинственное напряжение, заставлявшее мышцы вздуваться каменными буграми. Очень медленно и осторожно Тхваргхел потянулся вперёд... к шее незнакомого пса, и тот вежливо отвернул голову, чтобы не оскорбить Саблезуба даже отдалённым подобием вызова. Его движение было полно достоинства и ничем не напоминало смущённый уклон сдавшегося в бою. Тхваргхел же с пристальным вниманием обнюхал нечто, висевшее на шее у чужака. И только потом псы снова занялись друг другом, как того требовал ритуал знакомства. Однако теперь в их повадке больше не ощущалось враждебности, и хвосты не были боевыми знамёнами, вскинутыми перед битвой. На холме совершалась встреча друзей.
А потом вожак степных волкодавов вскинул голову к небу, и по округе раскатился его голос - тот самый низкий, внушительный клич, сочетавший вой и рычание. Он предназначался всем, способным услышать, а слышно его было более чем за десять вёрст, особенно по ветру.
И в самом деле, очень скоро на призыв Тхваргхела издалека отозвались псы становища, куда возвращался Непререкаемый. Наверняка они уже мчались встречать своего предводителя - и ту необыкновенную, оплаченную двумя жизнями весть, что он сейчас получил. Весть, в тени которой каждодневные споры и вражда исчезали, как вода на песке... Но ещё прежде, чем их лай доплыл над волнами колышущейся травы, Саблезубу ответил совсем другой голос. И таков был этот голос, что горбоносый жеребец под Непререкаемым прижал уши и заплясал, а всадник проворно обернулся в седле, хватаясь за лук, ради такой вот неожиданности висевший в налучи снаряжённым.
На дальнем холмике, держась в отдалении, но и не думая прятаться от исконных недругов, стоял волк. Да не какой-нибудь тощий степной разбойник, склонный без памяти удирать от одного эха рыка Тхваргхела. Это был громадный лесной зверь с тёмным пятнышком посреди лба. Он тоже принял весть, И очень хорошо понял, что делать с ней дальше...
Ближе к вечеру Хономер начал собирать помёт диких быков, попадавшийся среди камней. Растаявший снег превратил большинство плоских лепёшек в бурые полужидкие комья; но попадались и сухие куски. Будь у него кремень с кресалом и хоть горсточка трута, можно было бы даже устроить костер. Предки Хономера, странствовавшие по холодным морям, кресала носили на поясах, кремня на Островах было полно, а трут они великолепно умели сохранять сухим. Они сыпали его в ореховую скорлупку и запечатывали воском. Почему он не вложил такую скорлупку в тот же кошель, где могла бы лежать и баночка с мазью для ног?.. Почему, будучи в Галираде, не додумался купить у изобретательного ремесленника, помимо светильничка-"самопала", ещё и отдельное зажигательное устройство с колесикам и кремешком?..