Самоцветные горы (Волкодав - 5)
Шрифт:
Имрилл был очень опытным воином. Он знал: решительного человека убоится почти любая собака, не сидящая на цепи, и дело не в палке. Имрилл даже без неё взялся бы укротить самого злобного и жуткого на вид кобеля. Главное, чтобы не было натянутого поводка и на другом конце его - хозяина, истошно вопящего: "Рви!.. Куси!.." Какой пёс в здравом рассудке пойдёт против человека, если ему нечего защищать?
Всё так, но серый зверь шёл вперёд, расстояние между поединщиками сокращалось, и Нарлак понимал, что схватки не избежать. Для начала он сделал попытку всё-таки отогнать кобеля. Резким движением подхватил щит и свирепо заорал, замахиваясь дубиной.
Очень многим собакам такого отпора хватило бы, чтобы поджать хвост и шарахнуться: "Да ну его, этого мужика, связываться ещё..." Случись такое теперь, кунс Вингоррих, надо думать, немедля объявил бы поединок законченным, родственники
... Но не случилось. Пёс не шарахнулся, даже не остановился в смущении, а прыгнул. Прыгнул, опережая вроде бы очень быстрое и неожиданное движение человека, в самый миг замаха, когда рука с палкой ещё отходила назад. Задние лапы в пушистых "штанах" взрыли песок - серое тело без разгона взвилось на сажень вверх, покрывая могучим прыжком последние оставшиеся шаги, и с лёту обрушилось на поднятый щит.
Чтобы устоять на ногах под этим ударом, требовалось особое искусство. Тут справился бы мастер кан-киро, но мастер кан-киро, исповедующий Любовь, вряд ли оказался бы в ответчиках на подобном суде. Никакой Бог или Богиня не поспешили Имриллу на выручку, и его просто смело. Добротная воинская выучка взяла-таки своё, в падении он успел как следует огреть пса дубиной, но этот удар, скользнувший по плотной мохнатой шубе, уже ничего не мог изменить. Люди, стоявшие слишком близко, прянули прочь от упруго ударивших алых струй: стремительный зверь, сваливший Имрилла, мгновенно сомкнул челюсти на его горле - и располосовал до позвонков, как мечом.
– Оттащите собаку!..– закричал, вскакивая, кунс Вингоррих.
Это закон естества. Если пёс грызёт человека, человека хочется непременно спасти, хотя бы дело происходило, как теперь, на Божьем Суде... Но приказ кунса так и остался неисполненным. Во-первых, никто не посмел. А во-вторых, пёс отошёл сам. И отряхнулся, разбросав с морды красноватые брызги. Руки и ноги Имрилла ещё дёргались в последних судорожных движениях, но скоро судороги прекратились.
Поединок был кончен.
Мыш снялся с дерева и полетел обратно на носовой штевень лодки ждать, пока вернётся хозяин.
"За друга - постою!
За друга я в бою
Суров!"
Твердит любой из нас
И повторять сто раз
Готов.
Но это лишь пока
Не начался куска
Делёж.
А жизнь как наподдаст
И друга друг продаст
За грош!
Споткнёшься невзначай:
Дружище, выручай!..
Ничуть.
Один из десяти
Не поспешит пойти
Толкнуть.
Так что же - дружбы нет?
На это дан совет
Хорош:
Про соли тяжкий пуд,
Про то, как узнают,
Где ложь.
Все сто твоих друзей
При первой же грозе
Видны.
А с кем прошёл сквозь тьму,
Так знай, что нет ему
Цены.
4. Целитель и Воин
Ригномер Бойцовый Петух не зря восторгался железным нравом Избранного Ученика. В ворота своей крепости Хономер собирался въехать по крайней мере не на носилках, а сидя верхом на лошади и должным образом возглавляя потрёпанный караван. Чего это ему стоило, знал только он сам. Ригномер его и не спрашивал. С "вожака" было довольно уже того, что жрец не проклял его страшным проклятием своих Богов за самочинно принятое решение возвращаться. Не проклял и не погнал обратно на Алайдор, на окончательную погибель по воле тамошних Сил, упорно не пропускавших походников дальше. И на том, как говорится, спасибо. А жалеть или не жалеть собственные ноги, местами стёсанные до костей, Избранный Ученик небось как-нибудь уж решит без сторонних советов!.. Тем более что у Ригномера и так хватало забот.
Бойцовый Петух, не признававший лошадей и седла, был очень опытным и выносливым ходоком. За день он легко проходил расстояние, утомлявшее любую караванную лошадь, и наутро после такого подвига не валялся без сил, а был готов продолжать путь, - но этот поход дался ему тяжелее любого другого на его памяти. Ригномер даже задумался о возрасте, который, похоже, без предупреждения подкрался к нему и заявлял о себе то свинцовой тяжестью в ступнях, то противным скрипом в коленях... Может, пора уже ему было оставить походы и кабацкие потасовки, жениться наконец на вдовой сегванке, стряпухе из корчмы "Бездонная бочка", да и показать её пятерым сыновьям, вовсе отбившимся от материной несильной руки, что это такое - отец в доме?..
Своя
Подумав так, Ригномер даже покосился на молча ехавшего жреца. Не подслушал ли кощунственных мыслей, не укорит ли. Избранный Ученик не обернулся к нему и ничего не сказал.
После тяжких испытаний у Зимних Ворот Алайдора, а потом и на самом плоскогорье, походники ожидали, что обратная дорога станет чуть ли не отдыхом. Вот тут они крепко ошиблись. Возвращение с гор оказалось таким же изматывающим, как и путь вверх. Дурная звезда, недобро глянувшая на караван ещё у Ворот, продолжала простирать над ним свои пагубные лучи. Взять хоть погоду... Заоблачный кряж породил бесконечную тучу, которая выдавливалась, как в трубу, в узкое отверстие Ворот и, стекая с предгорий, влажным рукавом протянулась над равнинами точнёхонько в сторону Тин-Вилены, и... вряд ли это объяснялось простым совпадением. Туча не намного опережала возвращавшийся караван, но и чистого неба над головой увидеть не позволяла. Она висела прямо над дымогонами поставленных на ночь палаток, и из неё всё время моросил дождь. Это был какой-то особенный дождь. Не ливень, не град размером в кулак, но урону происходило не меньше. От медленных капель не спасали ни толстенные войлоки, ни одежда из промасленной кожи. Они проникали всюду и напитывали всё, не позволяя ни обсохнуть, ни толком согреться. Гибель, конечно, никому не грозила, но легко ли каждое утро влезать в ту же волглую, глинистую одежду и бесконечно шагать под унылым дождём, зная, что впереди ждёт очень зябкий ночлег, а утром всё повторится?.. С едой дело обстояло не лучше. Сырость не пощадила заготовленное впрок мясо дикого быка, убитого на Алайдоре. Нет, оно не проросло плесенью и не стало вонять, оно даже не слишком изменилось на вкус... но, отведав его, люди спустя очень малое время опрометью бросались в кусты у дороги, откуда и возвращались затем бледные, обессилевшие и сердитые. А ведь, кроме этого растреклятого мяса, есть было всё равно нечего. Все иные припасы так или иначе погибли во время потопа, случившегося возле Ворот. А степные кочевники, у которых можно было бы купить баранов и сыра, как назло пасли свои стада где-то далеко в стороне и не выходили к дороге. За всё время удалось высмотреть единственный шатёр, стоявший в нескольких поприщах. Избранный Ученик немедленно отправил туда всадника, снабжённого вьючной лошадью для покупок. Но ещё на дальних подступах к шатру навстречу подоспели три громадных куцехвостых пса свирепой местной породы - и с такой яростью накинулись на Хономерова посланника, что тот еле ноги унёс. Тогда люди стали с надеждой подумывать о конине, но на другую же ночь почти все лошади удрали в степь, напуганные волками. Ригномер сам рассматривал следы на земле. И заметил, что у вожака были лапищи почти вдвое шире, чем у всех остальных, и это очень не понравилось бывалому сегвану и даже навело кое на какие мысли, но он благоразумно оставил их при себе... А хуже всего было то, что лошадей, которых удалось собрать, едва хватало для перевозки палаток, верхом ехал только израненный Хономер, и походникам пришлось выбирать: идти полуголодными, но спать под кровом либо наесться досыта - и ночевать на земле под дождём. Выбрали голод...
То есть опять ничего такого, чтобы приблизилась гибель. Но и мёдом никому из спутников Хономера жизнь не казалась. Неугомонный Бойцовый Петух чувствовал себя мокрой курицей (чтобы не сказать хуже) и только мечтал поскорее добраться до крепости. Там, правда, вместо добротных сегванских очагов были устроены, в дань местному обыкновению, нарлакские печи-недоделки, именуемые каминами. Ригномеру они никогда особо не нравились, но теперь он вспоминал о каминах с истинной нежностью. Можно будет наконец-то вытянуть ноги к огню, развесить на просушку одежду и более не ёжиться от капель, падающих сверху за ворот... А потом отправиться в город, прямиком в "Бездонную бочку", и потребовать у благосклонной стряпухи настоящей сегванской еды. Камбалы, запечённой в горшочке с молоком, чесноком, луком, с сушёными пряными ягодами и, главное, с горным мхом, который, благодарение всем Богам, на здешних скалах вырастал совершенно такой же, как и на Островах...