Самое древнее зло III. Помощники бога
Шрифт:
– Сжигание камня заденет и вас, – предупредила я.
– Давай, жги, – позволил Лимоныч.
– Мы потерпим, – подтвердил Антон.
Внутри сплетения наших пальцев заалел разгорающийся стен-камень. Я специально замедлила горение, чтобы оно не сожгло руки Антона и Лимоныча. Но они слишком часто видели, как работала моя магия, поэтому Антон приказал:
– Делай нормально. Не надо нас жалеть.
Я кивнула и зажгла во всю силу. Руки Антона и Лимоныча покраснели, по ним сразу пошли белые волдыри ожогов.
– Всё, всё, убирайте, –
Они отдёрнули руки, а стен-камень распался на множество красных искр, которые окружили нас щитом. Вихрь схлопывающегося пространства ударил в него, разгоняя и гася искры.
Щит выдержал этот удар. Тогда скукоженное пространство обхватило его, а земля под нашими ногами закачалась и покрылась трещинами. Некоторые куски начали исчезать, пожираемые вихрем. Одинокая половинка арбуза подкатилась к нашим ногам, заливая сапоги соком.
– Вот, – растерянно сказала я. – Всё, что смогла.
– Не вини себя ни в чём, – ответил Антон.
– Это мы с командиром – дураки, – сказал Лимоныч. – Слишком поздно задумались, зачем на ферме с одним единственным полем жила толпа слоггеров, да ещё и ящик подпитки. Спецназовцы, тлять.
Опустив руки, я посмотрела на Антона. Он положил свою обгорелую ладонь мне на щёку, провёл большим пальцем по губам.
– Я это, – сказал Лимоныч, – отвернуться не могу, поэтому закрою глаза. А вы – целуйтесь.
Только Антон прислонил свои губы к моим, как гул вихря прекратился. Я и Антон подняли головы вверх – споггель перестал вращаться и застыл в форме спирали, к концам которой как бы привязаны края ландшафта.
– Поцеловались? С языком? – спросил Лимоныч, открывая глаза. Отметив изменения в споггеле, добавил: – Вот, что сила любви творит.
3
Я убрала искрящийся щит. Антон осторожно сунул приклад автомата в застывшую стену вихря. Его не утянуло, он просто проник в него, как в плотный Барьер Хена.
– Ещё одна ловушка, – уверенно сказал Лимоныч.
– Это всё странно, – ответила я. – Споггель не должен так замирать.
– Почему?
– Я мало знаю о драйденских семейных духах, – призналась я. – Но, кажется, такое с ними бывает только в том случае, если с хозяином что-то происходит. Что-то захватывающее всё их внимание. Или если хозяин заснул.
– Хадонк решил внезапно поспать?
– Вот я и говорю, что странно это.
– Да по хер, тля, – прервал Лимоныч. – Двинули отсюда. Лучше попасть в новую ловушку, чем умереть в этой.
Лимоныч первым прыгнул сквозь застывшую стену искажённого пространства. Громыхание ядер в его коробе послышалось с той стороны. Быстро поцеловав меня, Антон тоже ушёл. А я, краснея и потея от распиравших меня чувств, последовала за ним.
Мы очутились на том же арбузном поле. Лимоныч вынул из кобуры пистолет и щёлкнул на нём железной пружиной. (Я до сих пор не могла запомнить названия частей огнестрела). Антон тоже держал автомат наготове.
Близилось утро – часть купола, накрывающего Брянск, озарилась розовым. Я уже привыкла к скудному ночному освещению на Земле. Рассветы и закаты здесь тоже были какими-то бедными, словно у них кто-то отнял всю красоту, оставив только свет и тень.
Антон осмотрел поле в бинокль, но я и без него чувствовала – мы вышли из ловушки.
Сначала медленно, озираясь, мы пошли по полю. Несколько раз я останавливалась, чтобы проверить – не перешагнули ли мы склейку очередной ландшафтной ловушки?
Но всё было тихо и мирно. Один сельхозслоггер, который почему-то не попал под рассоединение, которое я учинила остальным, вышел из сарая и направился к арбузному полю, поскрипывая каменными сочленениями всех шести рук.
Дойдя до поля, он наклонился, растопырил руки и сорвал шесть арбузов. Держа их на руках, направился в другой сарай.
Более мирной сцены, чем сбор урожая невозможно представить.
– Может, путаник и кошка драная, типа, нас пожалели? – спросил Лимоныч. – Предупредили, что в следующий раз – точно схлопнут нас в ландшафте?
– И отпустили с добычей? – возразил Антон. – Да мы столько ядер забрали, сколько за целый месяц не набирали.
– Верно, херня какая-то.
Присев, Лимоныч сорвал один арбуз. На грозный взгляд Антона ответил:
– Ну, автомату моему кирдык, руки свободны.
Мы пересекли край поля и сразу побежали, больше не опасаясь склеек: навряд ли Хадонк был настолько силён, что раскинул свои путаные ландшафты на таком пространстве. Ни один путаник не мог быть настолько сильным.
Кроме Самого Древнего Добра, само собой.
4
Как в развлекательном умобразе, автор которого последовательно использовал все драматические приёмы, какие только знал, настало время сюжетного поворота, в котором старые друзья превратились в заклятых врагов.
Нельзя сказать, что я дружила с Аделлой. Поэтому мне не было дела до того, что она готова на всё, лишь бы не допустить нас до Первомага.
Слюбора Риммеля я уважала, как самого рассудительного среди нас. Фулели вообще обычно спокойные. Но и его мне не жалко.
Но Хадонк… мне было больно видеть, что он превратился в мага, одержимого силами струн. Чтобы приобрести ещё больше сил, он тоже не остановится ни перед чем.
Теперь я поняла, что происходило с молодыми магами, которые не способны к самоограничению. Они пытались охватить больше струн, чем способен выдержать их разум. Такое обычно происходит только с внеклассовыми творцами. Но струны Земли протянуты иначе и, вероятно, способны свести с ума и магов Отметки.
Эту тягу к струнам даже неправильно называть безумием. Это скорее невоздержанность, которая охватывает пьяниц или курильщиков ярба. Они понимают, как разрушительно на них действует их увлечение, но остановиться уже не могут.