Самое обыкновенное убийство. Где тебя настигнет смерть?
Шрифт:
Я выключил радио и произнес:
– Нет, Гарди, ты уже выросла, поэтому давай-ка допьем. На, держи.
Я вышел в кухню за водой и притворился, будто тоже пью.
– Ой, голова что-то…
– Дерни еще – поможет. До дна.
В бутылке осталось совсем чуть-чуть – мы наливали помногу.
Гарди снова пустилась в пляс и споткнулась. Я подхватил ее и усадил на диван.
– Иди с-сюда, Эдди.
– Сейчас, вот только допьем.
Последний стакан она большей частью пролила, но кое-что попало и внутрь.
– Ой, как голова кружится! – хихикнула она.
– Закрой на минутку глаза – лучше станет.
Минутки ей хватило, чтобы отключиться. Я отнес Гарди в спальню, натянул на нее пижамные штаны. Ополоснул стаканы, выкинул бутылку в мусорное ведро и убрался подобру-поздорову.
Глава 6
Около двух часов я вышел из лифта на двенадцатом этаже «Вакера» и постучал в номер дяди Эмброуза.
– Что с тобой? – спросил он, открыв мне дверь. – Где ты был?
– Нигде… гулял просто.
– Для моциона, значит?
– Слушай, отстань, а?
– Конечно-конечно. Ты присядь, отдохни.
– Я думал, мы куда-то пойдем.
– Пойдем обязательно, но не сразу. – Он протянул мне помятую пачку сигарет. – Хочешь?
– Угу.
Мы закурили.
– Вижу, парень, худо тебе, – произнес дядя, глядя на меня сквозь дымовую завесу. – Догадываюсь, что одна из твоих девочек что-то выкинула, а может, и обе. Это ты вытрезвлял Мадж к похоронам?
– Очки тебе определенно не требуются.
– Такие уж они есть, Мадж и Гарди. Их уже не исправить.
– Мама тоже не виновата. Себя ведь не переделаешь.
– Никто не виноват – с годами ты сам поймешь. Это и к тебе относится, и к Уолли. Взять хоть то, как ты настроен сейчас…
– И как я настроен, по-твоему?
– Зол как черт, вот как. Не только из-за Уолли – все, думаю, началось раньше. Посмотри-ка в окно.
Окно номера выходило на юг, на чудовищную махину Мерчандайз-Март и на Северную сторону со старыми кирпичными домами, где жили одни уроды.
– Обалденный видок, – усмехнулся я.
– Ну вот, теперь понимаешь? Ты смотришь на что-то, а видишь себя самого. Красота и романтика открываются только тем, у кого они есть внутри.
– Да ты у нас не балаганщик, а прямо поэт.
– Случилось пару книжек прочитать, – улыбнулся Эмброуз. – Не следует навешивать ярлыки, скажу я тебе. Слова обманчивы. Называешь кого-то наборщиком, пьяницей, голубым, шофером грузовика и думаешь, будто выразил этим всю его суть, но люди существа сложные, одним словом их трудно определить. – Он слез с кровати и опять повернул меня к окну, держа за плечо. – Сейчас мы попробуем посмотреть на это иначе, может, на душе-то и просветлеет.
Мы стояли, глядя в открытое окно на подернутые серым туманом улицы.
– Да, я читал кое-что, и ты тоже – но смотрел ли ты когда-нибудь на вещи по-настоящему? Там внизу ты, к примеру, видишь дома-коробки, каждый отдельно, а между ними воздух, правильно? Так вот, все не так. Это просто масса крутящихся атомов, которые в свою очередь состоят из электронов, тоже крутящихся, и пространство между ними, как между звездами. Одно большое ничто. Нет никаких четких линий там, где заканчивается воздух и начинается здание – тебе просто кажется, будто они есть. Атомы там посажены чуть поближе. Они не только крутятся, но еще и вибрируют: ты слышишь шум, а на самом деле это атомы елозят туда-сюда. Видишь, по Кларк-стрит человек идет? Он тоже ничто, часть пляски атомов, слитая с тротуаром и воздухом.
Эмброуз отошел от окна и снова сел на кровать.
– Смотри хорошенько, парень. Проникнись. То, что ты будто бы видишь, лишь вывеска, фасад, прикрывающий секреты фокусника. А может, и секретов-то никаких нет. Движущаяся масса, состоящая практически из ничего. Сплошное пространство между молекулами. Твердой материи там наберется разве что на футбольный мяч. И что? Позволишь ты этому мячу гонять тебя по полю?
Я заметил, что дядя смеется, и тоже улыбнулся.
– Не прошвырнуться ли и нам по Кларк-стрит? – спросил я.
– Мы пойдем на Чикаго-авеню, угол Орлеан. Припугнем одного типа по фамилии Кауфман.
– Он держит бар не в самом лучшем районе. Чем таким ты можешь ему пригрозить?
– А ничем. Мы вообще не станем ему угрожать – тут он и напугается.
– Я что-то не догоняю.
– И не надо. Пошли.
– Так что мы делать-то будем?
– Ничего такого. Просто посидим в его заведении.
Я так ничего и не понял, пока мы спускались вниз.
– Тебе бы новый костюм не помешал, Эд, – сказал дядя.
– Да, но я сейчас в отпуске за свой счет. Неподходящее время для покупок.
– Я тебе сам куплю. Темно-синий в полоску, чтобы ты выглядел старше. И шляпу к нему. Это входит в план, так что не тявкай. Ты должен смотреться настоящим гангстером.
– Ладно. Считай, что я у тебя в долгу, когда-нибудь все отдам.
Костюм стоил сорок баксов – почти вдвое дороже того, что я сам покупал. Мы перемерили несколько, пока дядя не нашел подходящий.
– Долго он не прослужит, – вздохнул он, – но до первой чистки будет смотреться дорого. Теперь шляпа.
Мы купили фетровую, с загнутыми полями. Дядя и туфли хотел купить, но я отговорил его: мои были почти новые, почистить их, и порядок. Приобрели еще рубашку из искусственного шелка, выглядевшую как натуральная, и шикарный галстук.
Я переоделся в отеле и полюбовался на себя в зеркало.
– Хватит лыбиться, балда! – воскликнул дядя. – Тебя за шестнадцатилетнего примут.
Я сделал серьезное лицо:
– Как тебе шляпа?
– Классно. Где брал?
– Я-то? У Герфелда, – произнес я.