Самое важное подчеркну
Шрифт:
– Спасибо, девушки!
– Не хотите с нами попеть на площади? Мы последние деньги отдали.
Ну как тут откажешь, как? Я не смогла, а Оля воспринимала все, как приключение. Попробовала бы я выйти на площадь у себя дома, по сути, милостыньку просить. Да никогда. В городе каждый третий – настоящий музыкант, у меня-то просто ликбез.
Место у девочек оказалось прикормленным, что успокоило, не мы первые, тут, видать, соревнования по выходным.
Площадь действительно большая, расположена между двумя магазинами, в одном нам продали артефакт холодильника, а в другом зеркало, оно оказалось
Певцов целая группа, шесть парней на редкость несчастного вида, один из них постукивал в бубен. Пели на два голоса, даже не песни в нашем понимании, а речитатив какой-то, тенора спрашивали, баритоны повторяли, тенора уточняли и так по кругу. Речь шла о сражениях былых времен:
– И шапки белые стали красными…
– Покраснели шапки?
– Покраснели.
– Кровушки напились?
– Напились…
Если бы они нормально пели, могло получиться интересно, такая перекличка поколений. Встречали рэперов довольно скромно, пожалуй, мы с Олей громче всех хлопали и бросили им мелкую бумажную денежку в перевернутый бубен, а с ним настойчивый парень обошел всех.
Повернулась к Оле и увидела, что ее выпихнули в самый центр площадки. Она растерялась, послышались смешки. Я возмущенно прищурилась на девушек, с которыми, казалось, мы подружились. Одна из них приподняла бровь и развела руками.
Вот как, значит. Ну что ж… шагнула к Оле, положила ей руку на плечо, шепнула:
– На контрасте поем, сначала – "Цветет калина".
Ой, цветет калинаВ поле у ручья.Парня молодогоПолюбила я.Парня полюбилаНа свою беду:Не могу открыться,Слова не найду.Он живет - не знаетНичего о том,Что одна дивчинаДумает о нем... (1)
Это хорошо, что мы пели по вечерам у себя. Во-первых, убедились, что знаем тексты полностью, а не по одному куплету, как обычно бывало, когда взрослые собирались за столами, хотя у нас дома пели все. Во-вторых, мы легко строили двухголосье.
Как хотела меня матьДа за первого отдать.
Я запевала от лица матери, Оля отвечала:
А тот первый, он да неверный,Ой, не отдай меня, мать.
А тот первый, он да неверный,Ой, не отдай меня, мать.Как хотела меня матьДа за другого отдать...
Вместе пели последние две строки, так и допели до конца.
«Ой, то не вечер…» уже пели свободно, все же наши музыкалки основы дают, если самому не лениться:
Ой, то не вечер, то не вечер.Мне малым-мало спалось.Мне малым-мало спалось,Ой да во сне привиделось… (3)
Закончили в полной тишине. Даже продавец, у которой мы купили зеркало, тетенька в возрасте, стояла, прижав руки к груди. И парни не ушли, слушали, правда, с убитым видом.
Я громко сказала:
– Всем спасибо. Ребята, вы нам понравились, и песни нашего мира пели для вас, поэтому монетки тоже ваши, собирайте.
Мы склонили головы, нырнули за спины рядом стоящих, быстро побежали в сторону нашего кафе, сразу заскочили, не оглядываясь.
– Оля, пить?
– И есть, я та-ак волновалась. Меня выпихнули девчонки!
– Я видела, Оля, видела. Ничего, парни им явно денег не оставят, а раз мы не собирали, то к нам претензий не будет.
Судя по всему, наш невольный концерт услышали многие, парнишка, который нам принес суп, шепнул:
– Как вы поете здорово! Жаль, я добежал только ко второй песне, отец задержал. Проводить вас до академии?
– С нами опасно, – призналась Оля, я кивнула.
– Провожу, – ухмыльнулся парнишка, – я здесь только на выходных, а вообще на втором курсе нашей академии.
– Нашей? – Оля уточнила, сомневаясь.
– Нашей, а парни, которым вы деньги отдали, из другой.
– Ничего, мы не против.
– А уж они как не против, кажется, братья или племянники, не знаю, но с начала занятий тут поют. На одного денег у родни может и хватило бы, но на шестерых… у кого столько, сами понимаете…
Мы объелись и расплатились, парнишка нас пошел провожать. По дороге Оля с ним разговорилась, я не очень их слушала, больше вокруг прислушивалась и присматривалась. Но имя у него мне понравилось – Волик.
Олик и Волик, ну-ну.
Через месяц с небольшим от начала занятий, минусуем неделю на гадскую подставу, я взвыла.
Олик по утрам напевала в полный голос:
– Что день грядущий нам готовит…
А я мысленно продолжала – и покарал чем предыдущий день.
Никогда не думала, что может быть до такой степени скучно, привыкла себя нагружать, а тут только бы не свихнуться от безделья. Представьте, вас посадили, предварительно вручив аттестат о полном среднем образовании, в пятый класс. И все, больше никакой информации вы не получаете, то есть вообще никакой. Даже по улице пройти нельзя. Нет телевизора, нет сетей, вебинаров, нет даже книг. Ни-че-го.
А годы летят, и все лучшие годы! Я даже петь не могу, я подвываю.
Плюнула на экономию и попросила Оликова Волика сводить меня в магазин музыкальных инструментов. По дороге тянула скорбную песню моего бытия:
– Арифметику мы учили лет семь назад. Про пестики и тычинки на таком уровне у нас рассказывают малышам в детском саду, животные примерно такие же, мех другой и зубы крупнее, у меня шкурки лежат, так Олик сразу опознала бурундучка и белку. Следующие учебники не дают, вдруг я что-то адское узнаю, про магию ни слова, как жить, как жить, кругом одни подставы…
Я ведь дошла до предела, как мой отец говорит – до ручки. И отправила Олю повторить мой подвиг, попросив любые книги о магии. И если тоже дадут с полуобнаженной парочкой, все равно брать. Она их и принесла.
Мысль у меня дурацкая, от безысходности: если прятать от новичков, то на виду. Не лень же кому-то было собирать все сказки для учебника, как-то много для простого издевательства. Или нет?
Но так или иначе, я внимательно все читала. Мне кажется, здравое зерно могло быть в этих историях, по крайней мере, система вырисовывалась, про резерв так вообще убедительно. Еще бы знать, а точно в нас есть этот самый резерв и магия. Может, магистры и проверяли нас, как с мячиками, но ведь ни слова. Я махнула рукой на их ехидства, внимательно читала, кое-что выписывала, как раньше при подготовке к экзаменам.