Самое время для любви

В заднюю дверь дома Мэгги Уинтроп барабанил голый мужчина.

Она дважды внимательно оглядела его из кухонного окна и заметила, что дебошир весь покрыт грязью, словно ползал в ее саду. Грязью и… неужели кровью? Во всяком случае, разводы на плече и руках похожи на кровь. Горящие глаза, темные взлохмаченные волосы стоят дыбом, будто он только что выполз из аэродинамической трубы.

И да – он, несомненно, абсолютно голый.

И откуда-то знает ее имя.

– Мэгги! –

Слава Богу, там заперто. Мэгги помчалась убедиться, что и входная дверь тоже на замке. Схватила беспроводной телефон, чтобы вызвать полицию, когда визитер снова воззвал к ней:

– Мэгги! Господи, пожалуйста, пусть она окажется дома!

В голосе звучала такая тоска… именно неподдельное отчаяние и что-то еще помешали Мэгги набрать номер. Что-то странно знакомое.

Перемахивая через ступеньки, Мэг поднялась по лестнице на второй этаж. В суматохе опустила трубку в раковину, едва не утопив, двумя руками отжала окно в ванной и открыла настежь.

Мужчина услышал шум, перестал стучать и выжидательно воззрился на нее, а она точно так же таращилась на него сверху вниз.

– Мэгги… – с огромным облегчением выдохнул пришелец.

Но несмотря на странные проблески узнавания, Мэг со всей определенностью поняла, что не узнает этого человека. Голый мужчина совершенно точно ей незнаком. Уж она бы обязательно запомнила такого красавца, увидев хотя бы мельком… даже в одежде.

Высокий, великолепная фигура, наводящая на грешные мысли, стальные мышцы, и ни единой лишней унции жира, куда ни посмотри. Костюм Адама позволял получить полное представление обо всем. Чрезвычайно широкие плечи и мощные руки. Твердый, как стиральная доска, сексуальный живот, узкая талия, идеальные бедра и худощавые длинные ноги. Густая темно-каштановая шевелюра, которую он в данный момент приглаживал пальцами, пытаясь отбросить пряди со лба назад. На груди и других местах вьются темные волосы.

Мэгги поспешно перевела взгляд на лицо. Точеный нос с изящными ноздрями. Рельефные скулы, скульптурные, как и подбородок. На щеке под левым глазом заметен шрам, придающий незнакомцу слегка опасный вид. Но именно темно-карие глаза притягивали внимание. Казалось, можно сгореть в их огне и утонуть в их глубине.

Без сомнения, это самый великолепный нагой сумасшедший, с которым ей когда-либо доводилось сталкиваться лицом к лицу. Хотя нельзя сказать, что ей часто приходилось общаться с безумцами, бродящими в чем мать родила.

– Это я, – произнес псих, приветственно протягивая руки. – Чак.

– Извините, – пролепетала Мэгги. – Но… я вас не знаю.

Полоумный обескуражено посмотрел на Мэг:

– Не знаешь?

– Может, вы перепутали дом, – с надеждой подсказала она.

– Нет, я не мог ошибиться, – покачал головой мужчина, потом прервал себя: – Какой сегодня день?

– Четверг, двадцатое ноября.

– Да нет, год. Какой год?

Услышав ответ, громко выругался, явно расстроившись, и Мэгги потянулась к телефону, готовая набрать девять-один-один при малейшем намеке на угрозу.

– Проклятье, опытный образец промахнулся на три года, – пробормотал горемыка больше себе, чем ей, и заметался взад-вперед по внутреннему дворику.

Слова совершенно бессмысленные, но ведь он душевнобольной, его заявления и не должны иметь смысла.

– Хорошо. Ладно. Я уже здесь. Лучше рано, чем поздно.

Мэгги увидела, как он сделал глубокий вдох и, казалось, взяв себя в руки, снова посмотрел на нее.

– Я Чак Делиа Крок, – представился мужчина. – Ты меня не знаешь и… я голый.

Во взгляде полыхнуло огорчение и кое-что еще, подозрительно смахивающее на веселье.

– Господи, вряд ли можно надеяться, что сумел произвести благоприятное первое впечатление.

– Итак, вы, наверное, заблудились? – спросила Мэгги, лихорадочно пытаясь вспомнить, что читала про умалишенных.

Должна ли она медленно отступить назад, спокойно разговаривая с ним и глядя прямо в глаза? Или действовать так, словно столкнулась с диким животным? Что-то в этом человеке наталкивало на такую мысль… практически все.

Мужчина покачал головой, снова стараясь пригладить волосы пальцами и отбросить пряди назад.

– Нет, я там, где хотел оказаться.

Потом фыркнул:

– Плюс-минус три года.

Сделал еще один глубокий вдох:

– Наверняка у тебя найдется пара поношенных штанов.

Казалось, бедолага только теперь заметил рану на плече и покрывающую ее грязь и снова выругался, на этот раз беззвучно.

– Можно воспользоваться твоим садовым шлангом, чтобы помыться?

Мэгги заколебалась.

– Пожалуйста, – добавил он, не сводя с нее молящих глаз.

Что в нем такое убедительного?

– Сомневаюсь, что у меня найдутся подходящие вам брюки, – сказала Мэг. – Но пойду посмотрю. И «да». Можете воспользоваться шлангом. Он в…

– Я знаю, где он, Mэг.

Без сомнения, ему известно, где шланг и что кран включается внутри маленького обустроенного ею садика с другой стороны дома.

Мэгги почувствовала пробежавший по позвоночнику холод. Как он узнал, что шланг там, а не снаружи, как в большинстве домов? И откуда ему известно ее имя?

Почта. Он мог залезть в ее почтовый ящик. Или посмотреть в телефонной книге. Существовало огромное количество способов, которыми любой мог выведать ее имя. А из шланга она поливала смоковницу, правда только поздно вечером после захода обжигающего солнца. Он мог проследить. И вполне возможно, наблюдал за ней несколько дней.

От такой мысли бросило в дрожь, и Мэгги снова вздрогнула, закрыв и заперев окно. «Зачем я это делаю? Надо просто позвонить в полицию и попросить убрать этого бродягу с моего участка». Наверняка в городе Феникс существует какое-нибудь постановление, запрещающее разгуливать нагишом по чужим дворам.