Самоход. «Прощай, Родина!»
Шрифт:
Виктор встал с сиденья наводчика, подошел к убитому и забрал его карабин. Илье он был уже не нужен, Виктору же мог еще пригодиться. Было противно, но он взялся за ноги убитого и оттащил тело в сторону. Подобрав с земли затвор, обтер его рукавом, вставил в казенник и снова уселся на место наводчика.
Но Илья не шел из головы. Вот как так случилось, что парень в одночасье предателем стал? Да, он еще не перешел к немцам, но морально уже был готов к этому и листовку-пропуск приберег. А ведь ходил в школу, как все, песни пионерские
Взрыв снаряда раздался рядом с позицией пушки, как раз там, где лежал труп Ильи. Второй снаряд угодил в бугор перед пушкой. Осколки ударили в щит, Виктора и пушку заволокло пылью, сильно запахло сгоревшим тротилом. Взрывной волной Виктора отбросило от пушки и крепко приложило спиной к земле – так, что даже дыхание перехватило.
Несколько минут он приходил в себя. Потом встал. В ушах звенело, и все звуки доносились, как через вату.
Виктор осмотрел себя. Обмундирование в пыли, кое-где порвано, но крови нет, руки-ноги двигаются.
Пыль рассеялась, и он вернулся к пушке. Одного взгляда на орудие хватило, чтобы понять – все. Щит покорежен и пробит справа осколком, из накатника тонкой струйкой течет стеол. Других повреждений не видно, но вернуть пушку к жизни может только ремонт в артиллерийской мастерской.
Виктор посмотрел вперед – танки уже близко. Да, засекли его позицию, надо было брать у лейтенанта двух бойцов и перекатывать пушку в другое место. Благо еще что сам жив остался. Ну и что теперь делать? Брать карабин и идти в траншею?
Один из танков вырвался вперед и пер, как слон на водопой. Увидев это, Виктор подумал: «Но ведь один выстрел пушка сделать может? Развалится после него – это да, но в танк попасть надо попробовать».
Он уселся в кресло наводчика, подвел прицел под борт танка и нажал на спуск. Грохнуло здорово. Ствол откатился назад, да так и застыл. Гильзу не выбросило, а из накатника ручьем хлынуло масло. Вот теперь все… Пушка – хлам, только в переплавку.
Виктор подобрал карабин и разочарованно вздохнул: э, оружие-то к бою негодно. Осколок, пробивший щит, как ножом срезал дульную часть ствола с мушкой.
В этот момент на позициях пехоты хлопнул выстрел бронебойного ружья, и Виктор выглянул из-за пушечного щита. Горел танк, в который он стрелял, и еще один. Он уже дошел до траншеи, стал крутиться на ней, и бронебойщик всадил в него пулю с расстояния несколько метров.
Потом забил «максим» и быстро смолк.
Из траншеи не доносилось ни одного винтовочного выстрела. Неужели все погибли? Виктору стало страшно. Танки еще ползут по полю, следом за ними бежит немецкая пехота, и остановить их некому. Он один остался, а из оружия – револьвер с шестью патронами. Им врага не остановить. Знают ли в штабах, что рота погибла, как и противотанковая батарея, и путь перед наступающим врагом свободен?
Послышался треск кустов, и к пушке выбрался лейтенант. Гимнастерка на нем была порвана, пилотки на голове не было, в руке – пистолет ТТ.
– Жив? – обрадовался он, увидев Виктора.
– Я-то жив, а вот пушку разбило.
– Суки! От роты я один остался, а от батареи – ты. Все полегли! Все, уходим, немцы уже траншею нашу заняли. У пулемета патроны закончились.
Лейтенант сунул пистолет в кобуру.
– Попить есть?
– Ни фляги, ни воды.
– А, найдем…
Резко повернувшись, лейтенант зашагал прочь, и Виктор бросился догонять его – вдвоем сподручнее.
Шли через лес.
Через час бодрого хода вышли к деревне и остановились на опушке.
– Наши в деревне или немцы?
В деревне не было видно ни жителей, ни военных – как вымерла.
– Идем. У изб колодцы есть, хоть воды напьемся. Да узнаем, где наши.
Но деревня оказалась брошенной. Двери изб нараспашку, людей нет.
Они зачерпнули ведром воды из колодца, напились, и Виктор умылся.
– Интересно, где штабы, где позиции наших? – Лейтенант потер подбородок, и отросшая щетина затрещала под его пальцами.
– Ладно, идем. Думаю, за дезертиров нас не примут.
Виктор в этом уверен не был. Но сейчас в их паре лейтенант старший, и он решает.
Из деревни вели две дороги.
– Вот эта на восток ведет, пойдем по ней.
Но не успели они пройти и двух-трех километров, как увидели, что дорога перекопана, и не взрывами, а специально. Из-за бруствера торчало тупое рыло «максима».
Увидев идущих по дороге, навстречу им шагнул сержант НКВД – василькового цвета околыш фуражки и такого же цвета петлицы не оставляли в этом никаких сомнений. Однако согласно рангу специальных званий сержант госбезопасности приравнивался к армейскому лейтенанту.
Сержант вскинул руку:
– Стоять!
Виктор и лейтенант остановились.
– Почему в тыл идем? Где ваши подразделения?
– Я командир роты лейтенант Гуськов.
– Где ваша рота, лейтенант?
– Перед тобой! Разуй глаза! Я один из ста человек остался. Можешь пройти в траншею, убитых посчитать! – разъярился лейтенант.
В траншеях людей остро не хватает, патронов, а эти мордовороты в тылу окопались…
– А с вами кто?
– Наводчик противотанковой пушки, единственный оставшийся в живых из всей батареи, что нас прикрывала.
– Ваши документы!
Виктор полез в карман гимнастерки, но лейтенант перехватил его руку:
– Сначала ты свои предъяви! Может, ты диверсант немецкий!
Сержант госбезопасности побагровел:
– Что ты себе позволяешь, лейтенант! – И схватился за кобуру.
Зря он это сделал. Фронтовика угрозами и видом оружия не испугать.
Гуськов выхватил пистолет первым и взвел пальцем курок.
– Замри!
Сержант успел расстегнуть кобуру, но вытащить оружие уже не смог. Так и замер с рукой у кобуры.