Самолет без нее
Шрифт:
И вот тогда, в последний день судебного заседания, в игру вступил молодой адвокат Витралей мэтр Легерн. Впоследствии он сделал блестящую карьеру — это уж вы мне поверьте. Сейчас у него своя контора в четырехэтажном здании на улице Сент-Оноре. Но в 1981 году он был никто. Просто входил в число адвокатов, бесплатно защищавших Витралей. Отсюда мораль: нет ничего выгоднее, чем отстаивать в суде интересы вдов и сирот.
Легерн тщательно подготовился к выступлению. Он попросил судью Вебера предоставить ему слово последним, словно намекал, что в последний момент
13
2 октября 1998 г., 10.47, вокзал Сен-Лазар.
От шума Марк вздрогнул и повернул голову. Двери раздвинулись, и с платформы в вагон, до этого почти пустой, хлынула толпа. Народу набилось не так много, как в утренние или вечерние часы пик, но все равно порядочно, и Марку пришлось встать с откидного сиденья, которое хлопнуло о стену с металлическим лязгом. Марк забился в угол, плотно прижавшись к стеклу. Тетрадь из рук он так и не выпустил. Он стоял, слегка расставив ноги, чтобы не упасть. Мужчина рядом с ним, едва не заехав Марку по носу, вытянул руку, чтобы схватиться за верхний стальной поручень. Во второй руке он держал детектив в бумажной обложке, который с упоением читал. Марк слегка развернулся и снова уткнулся в тетрадь. От толчков вагона строчки, написанные мелким почерком Гран-Дюка, плясали перед глазами, но Марк не сдавался.
Дневник Кредюля Гран-Дюка.
Мэтр Легерн поднялся на возвышение. В тот день, 22 апреля 1981 года, в зале суда собралось человек тридцать — члены обеих семей, их родственники, адвокаты, свидетели, полицейские. Легерн первым делом обратился к полицейским.
— Господа! — произнес он. — Скажите, имелось ли на спасенной девочке какое-либо украшение? Цепочка? Кулон? Браслет?
Члены следственной группы недоуменно переглянулись. Комиссар Вателье, сидевший в первом ряду, закашлялся. Разумеется, нет! Если бы на ручке ребенка был надет браслет с выбитым на нем именем «Лиза-Роза» или «Эмили»! К чему клонит этот молодой нахал?
— Хорошо, — продолжил Легерн. — Мадам Витраль, скажите, носила ли малышка Эмили какое-либо украшение? Цепочку или браслет?
— Нет, не носила, — ответила Николь Витраль.
— Вы уверены в этом?
— Да.
Николь Витраль судорожно вздохнула, подавляя готовое вырваться рыдание, и сказала:
— Нет. Мы собирались подарить Эмили именной браслет ко дню крещения, после их возвращения из Турции. И заказали его в ювелирной мастерской «Лесер», в Офранвиле. Но не успели…
На сей раз она не смогла сдержать слез. Порывшись в сумке, она извлекла небольшой красный футляр удлиненной формы и протянула его судье Веберу. Затем сама открыла футляр и достала миниатюрный серебряный браслетик.
Хрупкая, бесполезная вещица.
По залу пронесся ропот волнения, затронувший даже скамью, на которой сидели Карвили.
На центральной плашке нарочито детским неправильным почерком было выгравировано:
Позже я узнал от Николь Витраль, что эта сцена была заранее отрепетирована. Крещение действительно было назначено на будущий месяц, но браслет они пока не заказывали. Инсценировка была рискованной, но прошла на «ура». И момент был выбран точно. Момент для нанесения смертельного удара.
Молодой адвокат повернулся к Леонсу де Карвилю.
— Месье де Карвиль! Скажите, у Лизы-Розы было какое-либо украшение? Например, браслет?
Карвиль с тревогой смотрел на своих адвокатов. Судья Вебер повторил вопрос:
— Месье де Карвиль, прошу вас ответить мэтру Легерну.
Карвиль открыл было рот, но Легерн не дал ему заговорить.
Жестом фокусника он достал из толстой красной папки фотокопию счета, и не откуда-нибудь, а из дорогого ювелирного магазина «Филипп Турнер» на Вандомской площади.
Судья Вебер изучил счет. Он был выписан за золотой браслет, на котором было выгравировано имя «Лиза-Роза» и указана дата: «27 сентября 1980». На счете стояло число — 2 октября 1980 года. Неделю спустя после рождения Лизы-Розы.
Счет не доказывал ничего, ровным счетом ничего, но Карвилям впервые за весь процесс пришлось оказаться в оборонительной позиции, а никаких контраргументов у них заранее припасено не было.
— Месье де Карвиль, — продолжал Легерн. — Скажите, обычно Лиза-Роза носила на ручке этот браслет?
— Откуда мне знать? Я послал его сыну в Турцию сразу после рождения Лизы-Розы. Но, думаю, они надевали его девочке лишь изредка, по каким-нибудь особенным случаям. Это было дорогое украшение.
— Вы думаете? Или знаете наверняка?
— Я предполагаю.
— Благодарю вас.
Мэтр Легерн извлек из красной папки еще одну фотокопию — открытки, на которой стоял почтовый штемпель турецкого города Джейхана.
— Месье де Карвиль, вы действительно получили от вашего сына эту открытку через месяц после рождения Лизы-Розы?
— Где вы ее откопали? — рявкнул Карвиль.
— Вы получили эту открытку? — невозмутимо повторил адвокат.
Карвиль признался, что, да, получил. У него не было выбора. Дуб скрипел и шатался под порывами ветра.
— «Дорогой папа», — начал читать Легерн. — Я пропускаю детали, но вот пассаж, который способен нас заинтересовать. «Спасибо за браслет. Невероятно красивый. Должно быть, обошелся вам в кучу денег. Лиза-Роза теперь постоянно носит его на ручке. Сразу видно, что она — француженка».
Легерн замолчал. Молчал и потрясенный зал.
Мне не удалось выяснить, кто продал Карвилей. Подозреваю, что какой-нибудь мелкий служащий. Легерну эта открытка, наверное, стоила состояния. Она и правда была на вес золота. Хотя все в мире относительно. Если сравнить цену открытки со стоимостью четырехэтажного особняка на улице Сент-Оноре…
— Это ничего не доказывает! — возмутился адвокат Карвилей. — Это просто нелепо! Браслет мог быть убран в багаж. Его могло сорвать с руки ребенка во время падения…