Самолет без нее
Шрифт:
— Жорж работал у меня два сезона, — объяснил Педро, одним глазом поглядывая на бегущих по кругу лошадок.
Мальчишки и девчонки, визжа от удовольствия, платили по пять франков за счастье две с половиной минуты обдирать задницы на крутящейся доске. Карусель — это коллективная разновидность качелей, стоящих на детских площадках в скверах.
— Резюме я у него не требовал, — продолжал Педро с иронической улыбкой. — Просто понял, что ему надоело бродяжничать. Лодырем он не был. Я ему сразу сказал: на работе — никакого пьянства. А остальное меня не колышет.
— Когда вы видели его в последний раз? — спросил
Педро на секунду отвлекся от разговора и замахал рукой сидевшей за кассой девице в розовом платье, недовольный ее медлительностью. Голова девицы без конца меняла цвет в свете вспыхивавших неоновых огней.
— Осенью восемьдесят третьего, — продолжил Педро. — Если точнее, в середине ноября. После ярмарки в Сен-Ромене, в Руане. Это последняя ярмарка сезона. Мы упаковали оборудование, сдали на склад и — привет. До будущего сезона. Пеллетье знал, где меня найти. Но он так и не появился. Не могу сказать, что я огорчился до слез. Или кинулся его разыскивать. У нас текучка та еще. Привыкли. Если подсобный рабочий остается на два сезона, это уже много. Он не объявился ни на следующий год, ни позже. Больше я его не видел.
Опять тупик.
Для проформы я задал еще пару-тройку вопросов Педро Рамосу, но больше ничего из него не вытянул. Итак, след обрывался на набережных Руана. Если подумать, это не так уж далеко от Дьеппа. То есть от Витралей…
Что могло связывать Жоржа Пеллетье с Витралями? Скорее всего, ничего.
В последовавшие месяцы я переключился на ярмарки. Качели-карусели и прочая веселуха!
Назым был счастлив. Куда лучше, чем обшаривать бомжатники! Пару раз он привозил с собой Аилю, и они развлекались вдвоем. Оплачивала все эти удовольствия, от колеса обозрения и поезда-призрака до ярмарочных сладостей, мамаша Карвиль. Этот этап расследования занял у нас чертову уйму времени. Мы потратили несколько лет, чтобы добыть новую информацию.
Иногда я наведывался в Дьепп. Просто чтобы переключиться.
38
2 октября 1998 г., 16.19.
— Говорю тебе, это свадьба!
Тонкие пальчики Жюдит крепко сжимали решетку ограды детского сада.
— А вот и нет! Никакая это не свадьба! Ты что, не видишь, они все в черном? У них кто-то умер…
Процессия медленно двигалась по улице. Жюдит не слишком-то верила тому, что говорит ее подружка Сара. Сара любила приврать, лишь бы все ее слушали. Если хорошо одетые люди идут по улице парами, как они, когда их ведут в столовую, если в церкви звонят колокола, значит, это точно свадьба. «Что она, никогда на свадьбе не была? Целых два раза! Да еще сколько-то раз раньше, но тогда она была совсем маленькой и ничего не запомнила».
— Опять ты врешь, Сара!
Сара сердито потрясла решетку.
— Говорю тебе, кто-то умер! Они его закапывать в землю идут! У меня так же бабушку закопали…
— Врешь, врешь!
— Я вру? Ладно, тогда скажи, где невеста?
— Впереди прошла. Мы ее просто не видели.
— Ну ты даешь! Во-первых, сегодня пятница. В пятницу никто не женится. А умереть можно в любой день.
Жюдит неохотно признала, что подружка права. Тем временем Сара спешила развить успех:
— Разве на свадьбе бывает столько стариков? Сама посмотри, какие они все старые!
— Вот и не все!
— Все, все!
— Вот и нет! Сама посмотри! Вон там… Мадам! Мадам!
Детский крик вырвал Лили из глубокой отрешенности.
Она с изумлением обнаружила, что кричат именно ей. Две хорошенькие девочки лет пяти, обе в теплых ярких пальтишках и вязаных шапочках.
— Мадам! Мадам! Скажите, это свадьба или кто-то умер?
Лили против воли улыбнулась. Какой разительный контраст между радостными криками, оглашавшими двор детского сада, и мрачной молчаливостью траурной процессии! Лили присела на корточки, чтобы оказаться одного роста с девочками.
— Это похороны, — тихо сказала она.
— Вот видишь! — торжествовала Сара.
Жюдит сморщилась. К решетке ограды подошли еще три девочки. Появление Лили они расценивали как неожиданное развлечение и смотрели на нее во все глаза, как на пони в зоопарке.
— А кто умер? — требовательно спросила Сара.
— Не знаю, — ответила Лили. — Я просто проходила мимо. Эти люди — не мои родственники. А я пришла вон из того большого белого здания. И мне пора туда вернуться.
— Если ты не знала того, кто умер, то почему ты такая грустная? — спросила Жюдит.
Лили не удалось скрыть удивления. Она еще немножко придвинулась к решетке. Румяные щечки девочки были усыпаны веснушками.
— Почему ты думаешь, что я грустная?
— А у тебя все глаза красные. И зачем ты за ними пошла, если даже не знаешь, кто умер? Могла бы пойти в магазин или поиграть в парке, или посмотреть кино. Значит, ты грустная.
На Лили из-под шапок и капюшонов внимательно смотрели уже пятнадцать пар глаз.
— Ты правильно догадалась, — шепнула Лили девочке. — Только никому не говори. Как тебя зовут?
— Жюдит. Жюдит Потье. Я уже в старшей группе. А тебя как зовут?
— Не знаю…
Жюдит закусила губы, словно раскаивалась в том, что задала нескромный вопрос, и ненадолго задумалась. Она впервые в жизни встретила человека, который не знал, как его зовут. Жюдит постаралась улыбнуться незнакомой тете. Она всегда так делала, когда шла мирить двух поссорившихся подружек.
— Так вот почему ты грустная, да?
39
2 октября 1998 г., 16.39.
Поезд остановился в Верноне. Марк провожал глазами покидавших вагон пассажиров. На перроне никто никого не встречал. Никаких радостных возгласов и горячих объятий. Несколько десятков человек, приехавших с работы, торопились по домам. Не успел еще поезд снова тронуться с места, как платформа уже опустела. С привокзальной автомобильной стоянки доносился рокот разогреваемых моторов.
Солнце стояло низко, но еще не скрылось за холмами на берегах Сены, и его лучи, проникая сквозь стекло вагонного окна, слепили Марку глаза. Он задернул шторку и вернулся к лежащей на сером металлическом столике тетради. Повествование детектива перевалило за первые десять лет расследования. Теперь воспоминания Марка об описываемых событиях не ограничивались смутными обрывками, но складывались в четкую и ясную картину. И у него появилась возможность сравнить ее с версией Гран-Дюка.