Самолет для валькирии
Шрифт:
– А в Германии как? Ты, ясно дело, посоветовал документацию далеко не откладывать, чтобы они могли её вовремя найти и применить для нового заказа?
– Ясно дело!
– ёрничая передразнил брата Василий.
– Пять тысяч выстрелов -- это не объём.
Братик на минуту задумался глубокомысленно глядя в потолок и почёсывая в затылке.
– И что-то мне подсказывает, что у тебя мыслишки повторить подвиги эсеровского подполья...
– ядовито заметил Василий, прерывая череду мыслей брата. Тот нахмурился и зло посмотрел на Василия.
–
– почти сквозь зубы начал Григорий, - я не только их повторю, я их переплюну!
– У-у, какой ты злой стал!
– тут же оскалился Василий.
– А помнится ты в той реальности ещё мне мозг сушил, какие они злюки и падлюки, что убивали таких сверхценных людей как Столыпин.
– И сейчас скажу, что Столыпин...
– начал распаляться Григорий, но был прерван братом.
– Был отцом русской революции? Что вызвал немыслимое озверение в народе тем, что по его вине погибли миллионы от голода?
Григорий зашипел.
– А что?
– бросив взгляд невинного младенца вопросил Василий.
– Ты ещё не сообразил, что всё, что нам говорила "совковая пропаганда" про эти времена -- по большей части правда? Ты уже сколько раз нарывался на эти стереотипы. Смотри вокруг!
Братец не нашёлся что возразить. Василий говорил то, что есть. Но расставаться со старыми и греющими душу мифами было больно. Потому и цеплялся он за каждый. А жизнь здесь этот каждый старательно и с особым садизмом разбивала.
Да и братик по мозолям пройтись не упускал возможности. Григорию оставалось лишь скрежетать зубами и признавать правоту брата, старательно выискивая те факты из окружающей жизни, что не укладывались бы в ту систему мифов, которых придерживался Василий. Но пока что счёт порушенных заблуждений был далеко не в пользу Григория.
– Ты хотел сказать, что Столыпин торопился преобразовать сельское хозяйство выведя его на новый уровень экономической эффективности, но ему это не дали?
– чуть примирительно заметил Василий.
Григорий мрачно продолжал на него смотреть ожидая что же он выдаст такого, к чему можно было бы придраться. Как правило такая тактика в спорах с братом, как он давно знал, была наиболее эффективной. Но на этот раз Василий не дал ему такой возможности.
– Давай-ка мы эти споры и разборы на потом оставим. Когда у нас дойдёт дело до работы с селом. Там и увидим у кого тараканы жирнее. А сейчас... Сейчас у нас на повестке дня... кажца... Шальная идея перестрелять кучку Великих Князей и их приближённых, покусившихся на наш "свечной заводик".
– Согласен!
– мрачно буркнул брат и тут же сменил тему.
– Меня сильно беспокоит поповский наезд. На нас и наших людей.
– Уж не этого ли ошалелого попа ты собрался образцово порвать?
– А что, не враг?
– Враг. Но если мы его прибьём с особым садизмом, да ещё с применением автоматов, это всё равно, что не только заявить о том, что это мы его грохнули, да ещё и сфотографироваться над его трупом распространив фото по всем питерским газетам.
– А если с эсведехи его тюкнуть?
– Тоже самое. Ты сейчас обучаешь людей. Сколько из них будут снайперами? Не так уж и много. И всех проверить у полиции, особенно у Охранки, времени не много уйдёт. К тому же есть и ещё одно обстоятельство, которое тот поп слишком хорошо знает и им пользуется.
– Какое?!
– То, что сразу же после убиения его возведут в ранг святых, пострадавших за веру, и тогда нам вообще трындец. Также как и нашим тоже. Всем.
– Так уж и возведут?
– усомнился Григорий.
– А то, что этим убиением создаётся для Церкви крайне неприятный прецедент, это разве не повод? Ведь если оставить это без последствий или последствиями слабыми, типа преследования по банальной уголовке, то ведь другие тоже могут сообразить, что можно охотиться на попов и они не такие уж и святые все?
Григорий матюгнулся. Видно об этом он не подумал. Хотя должен был бы подумать. Слишком уж хорошо был виден и высочайший статус Церкви в государстве, и роль церковников в нём.
– Так и что предлагаешь делать?
– А что тут можно ещё делать, кроме как продолжать распространять про попа байки, что он до баб охоч, потому и получил по морде от Смирновой. А все эти задирания -- суть месть за то, что ему отказали. Но это только одно. Надо также протолкнуть через твои газеты серию статей по национальным костюмам. Особенно описать то, как одеваются бабы в краях очень холодных. Как я знаю, там в деревнях ни одна бабёнка не выйдет на улицу в хороший мороз, если на ней не будет под юбками чего-то очень тёплого надето. Типа штанов. Надо как-то реабилитировать штаны для баб. И реабилитировать с помощью таких стилей как у Натин. У неё и шаровары и юбка весьма хорошо сочетаются. И никто ей и слова не скажет.
– Угу. Попробуй такой сказать!
– ухмыльнулся Григоирй.
– Враз по стенам размажет! Но идею я твою понял. Будет сделано.... Но а что же с заводом лекарств?
– Пока ничего. Ищем кто стоит за всем этим, а далее будет видно. Может быть придётся пластит употребить как средство дератизации.
– И как же твои слова о том, что зарисуемся по самое "нихачу"?
– А никак! Ведь тут уже есть традиция бомбизма. А на то, что схема применения и сам химикат будет немного иными, нежели "традиционные"... может увести след от нас.
– Не-а! Не уведёт! Ведь убираться будут те, что как раз покусился... А это прямое указание на нас.
– Мда... Тогда остаётся только два варианта: либо предложить как конфетку кое-какие земли в Трансваале, плюс часть добычи, либо уводить завод куда-то на нейтральную территорию.
Василий развёл руками но тут же спохватился.
– Да! И насчёт Ольги! Надо её настырно продвигать! У тебя готовится новый самолёт? Надо чтобы она была там главным пилотом.
– Каким-таким "главным"?!!
– не понял Григорий.