Самолет для валькирии

Богатырев Александр Петрович

Дальше, по причине достаточно хорошей погоды на всей трассе протекал более чем спокойно.

Для пилота только и оставалось держаться хорошо видимой внизу "железки", а вот штурмана, Григорий загонял. Он знал, что далее им придётся летать в далеко не таких спокойных и очевидных условиях, поэтому он заставил бедную Соколову называть все населённые пункты, над которыми пролетал их самолёт.

– Кстати, господин Румата, а когда мы рассчитываем прибыть в первопрестольную?
– подскочил щелкопёр, записав таки впечатления полученные на

взлётной полосе Воздухоплавательного Парка и от первых минут полёта.

Григорий однако, удивился такому вопросу. Он как-то и запамятовал что как раз своего журналиста он и запамятовал просветить насчёт ТТХ "Валькирии".

– В зависимости от ветров по трассе -- от четырёх, до пяти часов лететь будем.
– сообщил он, но потом, предупреждая следующие вопросы дополнил.
– То есть, максимум через пять часов мы будем над Москвой.

– Но какая же скорость у самолёта?!!
– округлились глаза у репортёра.

Григорий же просто посмотрел через плечо Ольги на приборную доску.

– Сейчас -- двести километров в час.

Глаза у журналиста уже по привычке наверное, округлились, но он быстро пришёл в себя и задал следующий. Напрашивающийся.

– Но вы сказали "сейчас"... может быть и другая скорость.

– Естественно. Если задует встречный ветер, будет ниже. Мы же летим со скоростью двести не относительно земли, а относительно воздуха. Сейчас ветра почти нет. Так что делайте выводы.

Собственно полёт так и прошёл под мерное гудение двигателя, доклады штурмана о пролёте над очередным населённым пунктом с таким-то названием и с текущим временем. Хронометраж также был в попутной обязанности журналиста. Григорию же только и оставалось подтверждать сообщения Катерины. Но когда наконец приблизились к первопрестольной он засуетился. Вытащил "мешки" и положил их в своё кресло.

Непосвящённый в дело репортёр только крякнул не решаясь спросить. Слишком уж суровый вид был у Григория, когда он разбирал лямки у этих "мешков". Заёрзала на своём месте Ольга. Как раз посыпались доклады по радио от Московского аэродрома.

Григорий глянул за окно, кивнул каким-то своим мыслям, снял свою форменную фуражку и протянул репортёру.

– Когда приземлишься -- принесёшь мне.
– бросил он загадочное. Зачем так -- репортёр не понял. Впрочем, продолжение было ещё более странным с его точки зрения.

Григорий одел на голову кожаный шлем и широченные очки, закрывающие половину лица. Нацепил на себя лямки странного мешка, проверил ещё раз всё как на нём всё сидит и принялся разглядывать проплывающие внизу ландшафты.

Вскоре, однако, оторвался и полез к Ольге.

– Как и договаривались: не снижайся пока я не прыгну. Держи самолёт ровно. Я иду на затяжной. Чтобы поменьше болтаться в воздухе. Сделаешь круг над полем и после этого можно будет идти на посадку.

Ольга глянула на Григория. И как-то даже лихорадочно пожелала удачи.

– Всё будет пучком!
– радостно заверил Григорий всех, чем ещё больше ввёл в замешательство и авиатрисс, и репортёра.

– Хорошо сидишь?
– внезапно оскалившись в ехидной улыбке спросил Григорий у пассажира.
– Хорошо пристёгнут?

Тот с готовностью закивал.

– Вот и сиди. Пока самолёт не приземлится. Уяснил?

Репортёр недоумённо закивал.

– И не дай бог мне мешать!
– вдруг выпалил Григорий и для пущей убедительности показал репортёру кулак. Тот вообще потерялся. Но когда Григорий вдруг открыл дверь слева от себя, переполошился.

– Я сказал! Сидишь ровно и ничего не делаешь!
– ещё больше напугал того Григорий перекрикивая рёв двигателя, ставший внезапно очень громким после отката двери назад...

– Пора!
– вдруг выкрикнула Ольга.

– Эх! Как я люблю летать!
– с каким-то нереально диким вожделением выкрикнул Григорий и неожиданно для репортёра рванул в открытую дверь. Он и ахнуть не успел, как салон опустел.

– Сиди и не дёргайся!
– вдруг очень сурово крикнула Ольга, заметив порыв репортёра и вдруг, почти как сам Румата выпалила.
– Всё под контролем!

Ольга верила "господину Румате". Она просто ЗНАЛА, что с ним ничего не может случиться плохого...

А меж тем, грандиозная толпа собравшаяся на поле возле недавно расчерченной ВПП заметила летящий в вышине самолётик и взорвалась приветственными криками. Но вдруг, от самолёта оторвалась какая-то чёрная точка и начала падать. И когда на земле поняли, что падает не какой-то мешок, а именно человек, ибо вёл себя слишком осмысленно, начался массовый падёж дам. В обморок.

Да и мужики, когда увидели падающего человека обомлели. На поле воцарилась почти полная тишина. Только и слышно было как стрекочут в траве кузнечики и шелестит ветер в траве.

А там в небе, Григорий летел к земле раскинув руки и ноги, застабилизировав своё тело в потоках воздуха и в душе его звучала старая-добрая песня:

И оборвали крик мой,

И обожгли мне щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И звук обратно в печень мне

Вогнали вновь на вдохе

Веселые, беспечные

Воздушные потоки.

Я попал к ним в умелые, цепкие руки:

Мнут, швыряют меня - что хотят, то творят!

И с готовностью я сумасшедшие трюки

Выполняю шутя - все подряд.

Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,

Как рубаху от ворота или чеку.

Это было в случайном свободном паденье -

Восемнадцать недолгих секунд.

А теперь - некрасив я, горбат с двух сторон,

В каждом горбе - спасительный шелк.

Я на цель устремлен и влюблен, и влюблен

В затяжной, неслучайный прыжок!

Беспримерный прыжок из глубин стратосферы -

По сигналу "Пошел!" я шагнул в никуда,-