Самолет для валькирии
Шрифт:
– Да?...
– Да!
Потихонечку всхлипы начали стихать. Ольга уже не размазывала слёзы по щекам, а полезла за платком. Это был хороший признак.
– А если ты хочешь быть как Мэри... ты будешь как Мэри.
– Учись у неё.
– также тихо добавила Натин.
– помнишь, как она, чтобы избегнуть бед всё просчитывала? Делай также. И ты будешь. Я верю!
******
– Скверно получилось!
– мрачно буркнул Василий, заходя в номер.
– А
– крайне ядовито заметил Григорий.
– Я не об этом...
– А о чём?!!
– Она хотела, как лучше. Старалась. А получилось, что чуть всё не испортила.
– Своей смертью, чуть не испортила!
– сказал Григорий как выплюнул.
Затем, после тягостного молчания, добавил.
– Надо бы всем нашим авиаторам, пилотам внушить... что если до сих пор у нас не было катастроф, то это не повод для благодушия. Приеду в Питер... Всем хвосты накручу! И... парашюты нужны...
– Будут!
– с готовностью отозвался Василий.
– ...Но на такой высоте, каковой Ольга кульбит откаблучила... Парашют не поможет. Не успеет выпрыгнуть.
Снова повисло тягостное молчание. Каждый сознавал, что сегодня, беда их обошла стороной. Но была СЛИШКОМ близка. Наконец не выдержал Василий.
– Жлобизм всё это, братец! Все эти аэрошоу... И всё, что мы тут делаем на публику.
– сказал он.
– Да я сам понимаю, что жлобизм...
– мрачно ответил Григорий, - Но это же... Что-то типа мести этому миру, что нас поймал и не выпускает.
Сказано было хоть и мрачным тоном, но видно Григория таки отпустило. Он хоть и злился ещё на Ольгу, грубо нарушившую его инструкции и указания, но всё же...
– Лучшая месть будет его переделать по-своему.
– грустно заметил брат.
– А этот жлобизм и есть... в некотором смысле переделка.
Василий усмехнулся.
– В каком это смысле "переделка"?
– А в прямом!
– постепенно распалялся Григорий.
– Мы тут накачиваем своё ЧСВ, создаём вокруг себя ореол таинственности чуть ли не мистической. И ожидание чего-то эдакого. Одни будут бояться, другие верить, и все будут ожидать, что мы сделаем нечто... Невозможное. И вот ради этого права делать невозможное, и чтобы никто не цеплялся... Ты тогда правильно заметил -- стоит стараться. А то, что после кто-то... Или мы сами... назовут наше поведение жлобизмом... да и...
Григорий витиевато выругался.
******
Дня два Ольга ходила надувшись, с красными глазами. Пряталась почти ото всех. Особенно от чужих.
Но настал день, и утро, когда в их номер аккуратно, но настойчиво постучали. Натин уже научилась различать братьев по тому, как каждый стучит. Так что и на этот раз она оказалась права.
– Василий пришёл. Новости принёс.
– сказала она за секунду перед тем, как дверь открылась.
Василий действительно выглядел сияющим и с большой папкой под мышкой. Весь его вид говорил, что что-то его очень сильно развеселило и он спешил поделиться этим со всеми.
Он, затворил дверь, и под заинтересованными взглядами дам прошёл к столу.
– Тут один художник постарался...
– таинственно сказал он, укладывая папку на стол.
– А что он там "постарался"?
– чуть делано спросила Натин, чтобы заинтересовать всё ещё пребывающую в скверном расположении духа Ольгу. Но это было излишне.
– Да нарисовал нашу Ольгу. В виде натуральной валькирии.
– с каким-то особым предвкушением ответил Василий открывая папку.
Первой увидела картинку Натин. Глаза у неё мгновенно округлились и она весело рассмеялась.
– Какая очаровашка!!!
Восклицание принцессы подбросило и Ольгу, и Паолу, до этого пребывающие в состоянии лёгкой заинтересованности. Они кинулись чуть ли не на перегонки к столу, где Василий уже разложил эскизы.
Внимание сразу же привлекал один, который Василий положил отдельно. Видно итоговый.
На картине была изображена действительно Ольга. Лицо точно соответствовало. Только пропорции тела чуть-чуть изменены в сторону подростковости. От этого она ещё больше была похожа на девочку лет четырнадцати.
За основу был взят её вид на поле перед знаменитым полётом. Но ни голых коленок, ни голых локтей, каковые часто, "для красоты" лепили некоторые художники. Всё закрыто какой-то чёрной, чешуйчатой материей. Видно он так представил полётный комбинезон, который был на Ольге во время полёта. Только слегка дофантазировал до стилизованной воронёной кольчуги. На ногах -- сапоги, отливающие золотом и... с крылышками на ВЫСОКИХ каблуках (вероятно художник торчал с высоких каблучков у дам). На поясе, что-то типа полуплатья. Но скорее всего набедренная повязка в виде декоративного платья.
На на предплечьях тоже какие-то доспехи, отливающие золотом. В руках копьё и щит, за спиной развеваются на ветру красно-золотой плащ и огромная грива золотых волос.
Шлем был почти тот же, что и во время полёта. Правда слегка стилизованный под доспехи валькирии.
То есть получилось что-то типа вот этого:
Дубль с меньшим размером []
В номер опять постучали.
– Румата...
– тут же определила Натин.
На пороге стоял действительно Румата-Григорий. С улыбкой до ушей и предвкушением чего-то очень анекдотического.
– Мне тут донесли, - начал он с порога, - что тут как бы нас всех изобразили.
– Положим, не всех, - отозвался Василий, - но обещали.
Григорий прошёл к столу и оглядел разложенные листы.
– А что вас не нарисовал?
– спросил с намёком Григорий у Натин.
– тоже в виде валькирий. Или вы не? Или этому балбесу надо внушить?
– Мы тут все в какой-то мере валькирии.
– философски заметила Натин.
– А мы тогда кто?
– мгновенно заинтересовался Григорий.