Самолёт для валькирии
Шрифт:
Пока шли к небольшому навесу с креслами, к тому месту, где были выгружены странные тёмные ящики, рабочие прикатили маленькую тележку с агрегатом, напоминающим некий двигатель. Двигатель был установлен подальше от ящиков, но также подбежавшими техниками был соединён с центральным отдельным проводом. Это ещё больше заинтересовало публику и они переключились от созерцания самолёта -- благо вокруг него ничего не происходило -- на манипуляции с непонятным оборудованием.
Подошёл дон Румата -- и что-то скомандовал техникам. Те тут же
Пока все эти манипуляции были непонятны никому, кроме самих техников. Да и братьев, с какой-то тайной ехидцей посматривавших в сторону странной установки. Публика постепенно успокоилась, и поняв, что пока особых событий не предвидится, расслабилась и ударилась в пересуды.
Те же кто следил за гостями, обратил внимание, как Румата подошёл к своему брату и перебросился с ним несколькими фразами. Брат обернулся в сторону навеса для гостей и что-то просигналил жестами.
Кивнул его высокопревосходительству Александру Матвеевичу, который тут же зычным голосом принялся отдавать приказы. Техники, уже выполнившие свои обязанности, а также офицеры, присутствующие на поле, тут же построились. К агрегату на тележке подбежал некий малый и с силой рванул пару раз рукоятку. Двигатель чихнул, выплюнул сизую струю бензинового дыма и мерно застучал.
Эти перемены снова обратили внимание на поле. Пересуды постепенно стали затихать.
Надо бы сказать пару слов о том, что конкретно впервые было явлено широкой публике.
Это, так называемый, "усилитель". Он, как мне впоследствии объяснили знающие люди, через электрические преобразования, мог усиливать что угодно: голос говорящего, музыку, записанную на пластинке или каким-то иным способом. Причём усиленный часто до невероятной мощи.
Младший из Эсторских подошёл к столу. Что-то включил на большом ящике. Извлёк из внутреннего кармана какую-то вещицу, размером с портсигар, протянул из неё тонюсенький провод и воткнул его в гнездо на большом ящике. Большие ящики при этом отозвались... шелестом и треском, который явственно разнёсся по притихающим трибунам.
И вдруг... грянул симфонический оркестр!
Громко, явственно. Те, кто был знаком с творчеством Штрауса тут же опознали первый фрагмент из его знаменитой поэмы "Так говорил Заратустра".
Но больше всего заинтриговало то, что этого самого симфонического оркестра (исполняющего поэму, надо сказать, очень качественно!), нигде не было видно. А это сильно сбивало с толку. Но вот затихли и замерли вдали аккорды "Восхода" и на поле опустилась тишина.
Тем временем, управляющий незнакомой публике установкой господин Васса, что-то у себя переключил и пододвинул себе поближе какую-то стойку, напоминающую чем-то большую телефонную трубку.
– Дамы и господа! Мы рады поприветствовать вас в этот замечательный день!
– вдруг ОЧЕНЬ громко разнеслось по ипподрому. Так никакой человек говорить заведомо не мог. Но те, кто в это время смотрели на Василия, видели что говорит именно он и не напрягаясь. Глядя на это, многие тут же догадались, что это какой-то новый технический фокус. Впрочем, Васса тут же подтвердил их предположения.
– Многие уже догадались, что это устройство, в которое я сейчас говорю, есть усилитель. А то, что вы слышали перед этим, - запись симфонического оркестра. И так, будет всегда. Скоро такие устройства станут общедоступны и вы сможете наслаждаться произведениями высокого искусства. Все. А не только те избранные, которые смогли купить билет на выступление симфонического оркестра. А запись отныне сохранит гениальное исполнение на века. Добро пожаловать в двадцатый век господа!
Трибуны снова взорвались радостным рёвом. Оркестр, стоявший поодаль, грянул марш. И, шоу началось.
Выступил его высокопревосходительство, генерал Кованько, выступил сам дон Румата, удивив присутствующих прекрасным владением французским языком, неотличимым от языка аборигенов. Что, кстати, отметили и у его брата, всецело завладевшего микрофоном и вовсю комментировавшего всё, что происходит на поле.
Меж тем техники приставили к боку аэроплана лесенку и к ней направился сам Румата. На ходу, натягивая перчатки, поправляя шлем и застёгивая воротник своей кожаной куртки. Стал возле крыла и помахал трибунам. Трибуны же уже совсем бушевали заряженные и подогретые предыдущим красочным действом.
Не спеша залез в кабину, нацепил очки показал готовность. Раздалась барабанная дробь. Трибуны затихли замерли.
Техники смотрят на его высокопревосходительство, Александра Матвеевича. Он с важным видом даёт отмашку, техник крутит винт и быстро отпрыгивает в сторону. Небольшое время на прогрев двигателя и самолёт начинает разбег. Мягко отрывается от поверхности и медленно ползёт в небеса. Публика взрывается радостными криками, а наш оркестр играет "Амурские волны". Великолепная музыка, как мне подсказали, также появившаяся не без участия братьев Эсторских. Они принесли, как-то, партитуру нашему концертмейстеру. А дальше дело было за малым.
Сделав пару кругов самолёт вдруг взмахнув крыльями переворачивается кверху колёсами. Публика вскрикивает, но самолёт, как ни в чём не бывало, переворачивается дальше и выравнивает полёт.
Когда самолёт это же проделывает во второй раз публика догадывается, что это не авария, а авиатор таким образом развлекает публику. Трибуны взрываются аплодисментами. Василий бесстрастно комментирует:
– Только что вы видели манёвр, который называется "бочка"...