Самолёт для валькирии
Шрифт:
"А может подарить школе ещё и глобус Луны? Чтобы совсем уж было...
– мелькнула тогда у Василия шальная идея.
– Но нет. Это будет уже совсем хулиганство для современности. И нас выдаст "на раз"... Но... Интересно было бы посмотреть на лица людей, его узревших. Из "простых учителей" хотя бы... Нет! Палево! Уже того, что в учебнике есть -- выше крыши. Одна эволюция звёзд чего стоит!"(19).
"Но цветные плакаты с изображениями Земли из космоса, стилизованными под картину художника и другие подобные -- планет солнечной системы, лицевой стороны Луны - надо бы им подарить!
–
– сойдёт за фантазии.
С такими мыслями Василий проследовал, раскланиваясь мимо строя учеников, в школу. Но не успел он войти, как на пороге столкнулся с... попом.
Поп был тощий. В глазах у него было что-то от недовольного жизнью козла, которого всю жизнь морили голодом ленивые хозяева и вообще держали на задворках. Эдакая обиженность не просто так, а на всё, что он видит вокруг. Уже это указывало, что перед Василием стоит неудачник по жизни.
– Извините, а вы здесь по какому поводу в этой школе?
– решил выяснить обстановку Василий.
– Я здесь имею честь преподавать Закон Божий!
– торжественно заявил служитель культа, и на несколько секунд недовольство жизнью из его глаз исчезло, заменившись на спесь.
– А вы кто?
– чуть сдувшись, но достаточно нагло спросил поп у Василия.
Наглости вопроса сильно способствовал тот факт, что сам Василий, был одет очень неброско. Небогато. Чтобы "не отсвечивать", как он любил выражаться. И в том пальто, что он ныне щеголял (ведь не в министерство или на приём шёл!), он сошёл бы за мелкого служащего или вообще лавочника.
Уже только одна эта манера одеваться, вкупе с тем, что иногда, на приёмах братья реально не брезговали "блеснуть", создала им сходу репутацию весьма эксцентричных типов.
– Васса дин Эстор.
– коротко и без расшаркиваний сказал Василий, пристально глядя попу в глаза.
При этих словах спесь в глазах служителя культа исчезла как по волшебству, мгновенно заменившись на подобострастие. И в следующие пару минут Василию пришлось выслушать уже основательно навязший на зубах монолог-славословие. И не важно из чьих уст он звучал, но всегда, вне зависимости от случая или обстоятельств, он был одинаков. А из уст этого, обиженного жизнью попа, всё это пустословие ещё выглядело как-то слишком уж... казённым. Василий понимал, что это диктует какая-то часть российской культуры, но раздражало оно неимоверно.
"Может по этой причине после революции, стало модным быть грубым и невежливым?
– мелькнула у него в голове мысль.
– Не только массовый стихийный атеизм, но и вот это отрицание "казёнщины" во всём, в том числе и в общении".
По здравому размышлению, Василий пришёл к выводу, что да, так и есть. Ему самому было очень тяжко общаться из-за этой "необходимой части". У себя дома он привык, после небольших и очень коротких формальностей, ограничивающихся часто просто приветствиями, переходить к делу. Тут такое могли себе позволить только люди либо близко знакомые, либо, как минимум, равного статуса.
Устав слушать, Василий согнал с пути попа и проследовал в "учительскую". Поп, же увязался за ним следом.
"Астрономия и попы!
– раздражённо думал Василий стремительно шагая по коридорам школы.
– Стоило в мыслях повыше взлететь, как... реальность возвращает с небес и в грязь мордой!".
Директор новоиспечённой "гимназии для народа", буквально катапультировался из кресла, когда увидел кто входит в дверь учительской. И новый казённый поток славословия низвергся на уши уже и так раздражённого Василия. Лицо у него совершенно сделалось кислым. Но прерывать "танцы" директора, который перед этим явно что-то вправлял двум молоденьким дамочкам, постеснялся. Иначе это выглядело бы как урон репутации начальника в глазах подчинённых. А то, что эти две - новенькие преподавательницы, он сообразил сразу.
Сухо поприветствовав директора и дам, он прошёл к пустовавшему креслу рядом с тем, в котором только что сидел директор и по хозяйски в него плюхнулся. Заметив, что директор всё ещё в полусогнутом состоянии и на ногах, он "милостиво" предложил ему сесть. Поп, чуя, что речь пойдёт и о нём остался стоять у двери. Вытянувшись там как памятник всем обиженным мира сего. У дамочек же в глазах был страх.
"Ага! Явление грозного начальства!
– мелькнула мысль.
– Кстати, а что это они тут так подробно обсуждали?"
На столе лежала какая-то бумага. Василий потянулся, было, за ней. Но заметив "памятник". Снова откинулся в кресле и сурово спросил.
– Объясните пожалуйста: по чьему указанию на работу взят этот священник?
Директор тут же вспотел, покрылся пятнами, почуяв, что что-то не так.
– Э-э... По указанию господина Руматы Эсторского!
– то бледнея, то краснея, ответил директор.
– Он сказал, что так должно быть, ибо так положено по законам Империи.
Василий про себя удивился: "С какого это бодуна Григорий, на дух не переносящий попов, вдруг преисполнился рвения по преподаванию Закона Божьего? Или он решил так вводить атеизм? Чтобы ученики с младых лет преисполнялись отвращения к библейскому вероучению"?
Поп ему очень сильно не понравился. Но помня, что братец просто так у него не спросивши ничего делать не будет, не стал возражать против назначения.
Но поп ему явно и очень не нравился! Что-то в нём было такое... нехорошее. И вот эта обиженность жизнью, которая сквозила обещала очень большие неприятности в будущем. Буквально всё неизменно заворачивало мысли Василия именно на это "не нравится"! И уже который раз!!!
– А что, более представительного не нашлось на такую должность?
– язвительно поинтересовался он у директора. На что сам директор бросился защищать выбор брата.
Выслушав краем уха горячие заверения Василий лениво отмахнулся и взгляд его снова упал на лист, лежащий на столе.
Текст на нём был отпечатан на машинке. Как вводил во всём делопроизводстве сам Василий. И предполагалось, что этот перечень из нескольких пунктов есть нечто, что дальше будет где-то под стеклом висеть на стене. Как памятка или инструкция.
– Вы свободны!
– бросил он попу и потянулся за заинтересовавшим его листком. Поп неохотно удалился с подозрением поглядывая на директора и всё также обиженно на самого Василия.