Самолеты падают в океан
Шрифт:
Лицо Олшейда побагровело.
— Вы хотите, чтобы меня уволили?.. Сначала подставили эту ловушку с арестом Мэри Гримшоу… Вы же знали, что она не виновна! Вы сделали это специально, чтобы поставить меня в дурацкое положение! А теперь еще отказываетесь ехать…
Мун не слушал его. Он напряженно думал. Возникшая внезапно мысль принимала постепенно все более четкие очертания. Повернувшись к Олшейду, он сказал:
— Ладно, едем. Но имейте в виду, я это делаю только ради вас.
Фелано встретил Муна с распростертыми объятиями и чеком на двадцать тысяч долларов.
— Ну вот видите! Я же говорил, что рано или поздно вы станете моим союзником. Поздравляю себя и, глазное, вас! Классный игрок в хорошей команде всегда отрадное зрелище.
— Стоило ли ради этого гнать по всему городу сотню машин?
— Мой друг, начальник полиции, конечно, чуть перестарался, — улыбнулся Фелано. — Я просил оказать мне любезность… А он принял как приказ. Сейчас, когда уже всем ясно, что я стану губернатором, это более или менее понятно.
— Но вы еще им не стали.
— Какие тут могут быть сомнения? После вашего сегодняшнего выступления? Я, конечно, уж постараюсь выжать из него все, что можно… Эзра! Покажи мистеру Муну свою грандиозную идею!
— Ну нет, — улыбнулся во все лицо Эзра. — Это несправедливо, Джек. Идея–то ваша, причем, надо сказать, неплохая. Впрочем, пусть мистер Мун сам оценит! — И жестом волшебника Эзра развернул рулон бумаги.
Мун от изумления отступил на шаг. По мере того как рулон разворачивался, он узнавал свою собственную, многократно увеличенную физиономию. И вот предвыборный плакат во всем своем великолепии лежит на столе. Мун, заснятый на свидетельской трибуне в момент присяги. Над его головой ореол золотых букв: «Честность прежде всего!» А поверх библии, на которой покоится рука Муна, подобно вырезанной на скрижали заповеди, призыв: «Голосуйте за Фелано!»
— Ну, что вы скажете? — спросил Фелано.
— Весьма эффектно, но, по–моему, преждевременно… Я действительно поклялся говорить правду, и только правду, но, как вы знаете, высказать мне ее не дали.
— Именно поэтому я вас искал.
— Боюсь, что Брэдок не даст мне возможности выступить… И суд его поддержит. Я слишком скомпрометирован… Вся моя репутация полетела к черту! — Мун горестно вздохнул.
Фелано успокаивающим жестом положил ему на колено свою пухлую руку.
— Не беспокойтесь! С таким союзником, как я, вы не пропадете. Слушайте внимательно. Вы завтра выступите в суде как мой главный свидетель! Ваша репутация будет блестяще восстановлена… Ваша честность восторжествует… А теперь возьмите чек!
— Пожалуй, рановато… А вот если предложите его после моего выступления, возьму с удовольствием.
Мун повернулся к инспектору Олшейду, все время стоявшему навытяжку.
— Ну, старина, чего надулись, как барабан? Мы ведь теперь игроки одной команды. Так вот, хочу искупить свою вину… У вас блестящая возможность оправдать доверие начальства. Идите в больницу и до завтрашнего вечера не отходите ни на шаг от постели Чарли Гримшоу. Ему грозит большая опасность! И возьмите с собой транзистор, следите за выступлениями на суде.
Огромный зал «Двадцатый век» был переполнен до последней возможности, вернее говоря, до невозможности. Люди стояли во всех проходах. В предоставленной журналистам ложе репортеры сидели буквально друг у друга на головах. Натиск был так могуч, что вместо оградительной веревки пришлось поставить барьер из наскоро доставленных в зал пуленепроницаемых бронированных щитов, которыми полиция обычно пользовалась при огнестрельных битвах с гангстерами. Как только судья объявил об открытии заседания, со своего места встал Джо Кохен.
— Ваша честь, вчера вы разрешили противной стороне представить для свидетельских показаний магнитофонную запись. Прошу разрешить нам то же самоё.
— Суд разрешает!
Джо Кохен дирижерским жестом дал знак своему помощнику. Тот включил магнитофон. По тысячной толпе пробежал возглас изумления. Это был тот самый отрывок из разговора Фелано и Муна, который вчера представил суду старший детектив Пинкертона. Помощник Кохена выключил магнитофон. Минутное молчание. Потом судья, привставший от удивления, пробормотал:
— Мистер Кохен, я что–то не понимаю… Может быть, вы с сегодняшнего дня защищаете интересы мистера Брэдока? В таком случае, я вынужден отстранить вас… Вы ведь юрист, знаете законы лучше меня. Вы должны были подать формальное заявление…
— Извините, ваша честь, я по–прежнему защищаю Мэри Гримшоу. Я по–прежнему защищаю справедливость от грязных клеветнических выдумок… Вы вчера слышали только отрывок разговора. Сейчас услышите весь.
Не дожидаясь разрешения судьи, Джо Кохен взмахнул рукой. На лице его было такое же выражение, какое бывает у дирижера, когда он дает басам и контрапунктирующему электрическому органу приказ взлететь для заключительного маэстозо.
И зал услышал, наконец, правду. Немного подредактированную, ибо из разговора были вырезаны все не очень выгодные для Фелано места. Но оставшиеся были так искусно смонтированы, что никто, кроме самого Муна, не заметил этого. Конец разговора в новой редакции имел следующий вид:
«Мистер Фелано, вы деловой человек, зачем вы напрасно тратите время?»
«Значит, война, мистер Мун? Для нас это даже выгодно… Люди скажут: мистер Мун сначала примкнул к неправой стороне, но понял свое заблуждение и пришел, наконец, к истине».
Зал аплодировал, как один человек. Конечно, это была дань не честности Муна, а блестящему ответному ходу Джо Кохена, так ловко околпачившего противника. На волнах этого энтузиазма Джо Кохен, прославившийся тем, что сумел добиться оправдательного приговора для короля гангстеров Ала Матеони, под последние восторженные хлопки вскочил на стул и патетически провозгласил:
— Как видите, пророческие слова сенатора Джека Фелано, которого мы надеемся в скором времени видеть губернатором, нашли подтверждение во вчерашнем выступлении мистера Муна. Противная сторона пыталась заткнуть ему рот, но в этой стране существуют еще закон и справедливость. Никому, кто бы он ни был, сколькими бы миллионами ни обладал (грозный драматический жест в сторону Брэдока), не удастся помешать ее торжеству! Вы хотели знать правду. Сейчас вы ее услышите. Ваша честь, просим вызвать нашего главного свидетеля Сэмюэля Муна!