Самородок в чулке
Шрифт:
«Братков, ты хотел сказать, – мысленно усмехнулся Швед. – Значит, что-то из общака или кому-то грев хороший едет. А мне без разницы…» Он покачал головой.
– Ты чего, – покосился на него Шар, – башкой мотаешь?
– Да что-то в ухе стрельнуло, – ответил Швед.
– Машину надо для проезда брать не паленую, – предупредил Интеллигент. – И…
– Ты кого учишь?! – недовольно оборвал его Маркин.
– А ты почему такой грустный? – спросил Швед Виталия.
– Мать в больнице, – вздохнул тот. – И все боится, что я во что-то вляпаюсь. Чувствует, что ли…
– А
– Значит, ты его уж слишком приложил, – насмешливо посмотрел на Шведа Маркин. – Жаль бедолагу.
– Жаль, – хмуро согласился Швед.
– Твою мать, – щелкнув взведенным курком нагана, процедил Степан, – кого такого настойчивого принесло? – Он осторожно вышел в прихожую.
– Вам кого? – послышался вопрос брата.
– Николая Зорина, – ответил хрипловатый мужской голос.
– Где-то я слышал этого хриплого, – нахмурился Степан.
– Значит, это ты, сучий потрох, – произнесли за дверью, и послышался вскрик Николая. – Слушай сюда, стервятник, альфонс недоделанный, я тебя, козленыша, кастрирую, если ты еще раз к Вике подойдешь. Все понял, хрен хорьковый?
– Хрен хорьковый? – усмехнулся Степан. – Медвежатник! – Он открыл дверь. – Привет, таежный бродяга!
Держа прижатого к стене Николая за горло, Афанасий Петрович обернулся.
– Зоркий? – удивленно пробормотал он. – Пиленый и рубленый лес. – Он отпустил Николая. – Жив, бродяга!
Мужчины обнялись. Николай откашливаясь, присел.
– Ты, сучонок, – Степан схватил брата за шиворот, – а ну-ка в норку! Я что-то не въехал, эта чува кто тебе?
– Внучка, – вздохнул Петрович.
– Внучка? – удивился Степан. – Вообще ни хрена не понимаю. Тебе примерно пятьдесят два, а этой шкуре…
– Вике семнадцать, – перебил его Петрович. – Дочери тридцать четыре. Пелагее, когда она родила дочь, шестнадцать было, а мне семнадцать. Мы все ранние.
– Заныривай, Медвежатник, а то тут соседи суки. – Петрович вошел. – А ты давай за водярой дуй. – Степан сунул деньги младшему. – «Путинку» бери, пару пузырьков. А вообще-то цепляй пять. Пивка побольше и закусон приличный. И в темпе. А мы пока вспомним годы лихие. Ты в столицу-то зачем прикатил? Хотя что это я?… Выходит, доченька твоя из новых русских? Я тут навел справки и понял, что не след бабу обижать. Этот сучонок решил за счет ее дочери к бабкам ее подобраться. Я ему попробовал втолковать, что так мужики не поступают, но сейчас их только дубиной убедить можно. Что, блин, за порода пошла!… Ну а ты-то чем занимаешься? Живешь чем?
– Да в тайге в основном. Охотой живу, со старателями иногда. Когда я освободился, домой вернулся, дочь уже в первый класс пошла. И я зарок себе дал – с законом больше никаких шуток. Да и тогда просто поддатый крепко был. А тут эти милиционеры, едрена корень, и тоже под мухой. Ну и всыпал я им. Двоих в больницу увезли, а тот, который мне в ляжку пулю ввалил, успел удрать. Я видел его. Вышибли его из органов. В общем, все, я в ментовку больше не попадал. А ты, похоже, все тем же занимаешься? – кивнул он на правую руку Степана.
Тот сунул револьвер под подушку на диване.
– Да я вот отпуск себе устроил и решил у брата отдохнуть, – сказал Степан. – Ему старики наши квартиру оставили. Я срок тянул, когда они померли. Я старше Коляна на двадцать два года. Парень ни рыба ни мясо – ни украсть, ни покараулить, альфонс хренов. Убил бы сучонка! Скорее всего так и будет. Тут за базаром пику в него кинул. Ништяк в последний момент рука дрогнула и в косяк нож всадил. Уезжать надо, но тут дела тоже есть.
– Криминал?
– А что же еще? Пора бы и подвязывать, полтинник отметил. А если по новой на нары, там и крякну.
– А ты что, киллером, что ли, стал?
– Нет, конечно. Просто должок старый получить хочу. Вот и жду, пока нарисуется эта сука.
– Я его знаю?
– Даже если бы знал, не сказал бы я тебе. А то вдруг он курковаться стал бы, а я бы на тебя подумал. Должок старый за ним, и получу я с него за все.
– Видно, серьезно он тебя достал.
– Очень серьезно.
В комнату вошел Николай с большой сумкой и двумя пакетами в руках.
– Фуу, – выдохнул он, – еле допер.
– Короче, вот что, братишка, – сказал Степан, – чтоб об этом больше не базарить. К девке ты ни на полшага. Усек?
– Да, – кивнул брат.
– Давай посуду неси и чем закусывать.
– Я консервов взял и колбасы с ветчиной, – сказал Николай.
– Так не в ШИЗО мы, чтоб пальцами жрать, – усмехнулся Степан.
– Я позвоню своим и скажу, что на ночь у приятеля останусь. – Петрович достал сотовый. – Черт, – буркнул он, – надо нажать, чтоб имя высветилось, а потом на какую-то хреновину. А вот куда сначала, забыл.
– Дай, – забрал у него сотовый Степан.
– Я надеюсь, все будет в порядке? – нервно спросила Зоя. – И ответь, пожалуйста, папа, что за друг у тебя объявился в Москве?
– Да сидели мы вместе, – послышалось в ответ. – И виделись два года назад. Короче, ты не волнуйся, Зайка, все нормально. Кстати, этот альфонс – брат его. Но больше не будет этот сучо… – Петрович кашлянул. – Ну, в общем, все нормально. Приеду завтра с утречка.
– Антонина Ефимовна и Вика будут дома. Ты только там не натвори ничего, хорошо?
– Да все будет как на рыбалке, а рыбалка шума не любит.
– Да есть там золото, – вздохнул плотный мужчина в камуфляже. – Там диких старателей гоняют. Они-то моют на лоток. И кстати, продают не очень дорого, я узнавал. Там грузины золотишко скупают. Скорее всего у них кто-то из начальства милицейского на крюк посажен, вот и живут спокойно. Надо послать туда знающего человека, и если он подтверждает, что золото есть, купим участок. Но надо торопиться, там уже лазают люди Червонного из Питера. И если он сумеет договориться с Царем, Гиви Бурджишвили, то все, нам там делать нечего. А золотишко там высшей пробы! – Он вытащил из кармана пузырек. – Вот, можете убедиться, я взял щепотку. Проверьте на пробу и поймете…