Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)
Шрифт:
Подводя итоги, отметим, что в конце XVII в. формирующееся учение о самоубийствах стало предметом оживленных дискуссий. Как пишет профессор П.С. Смирнов, «правоверные питали отвращение к капитонам; капитаны ненавидели их; те и другие называли друг друга еретиками» [289] . Тогда же, в атмосфере страха и ненависти, образованные противники «гарей» разработали систему богословских аргументов, призванную предотвратить распространение эпидемии массовых самоубийств. Их решительный ответ поборникам «гарей» стал уникальным этапом в истории формирования старообрядческой идеологии [290] . Как показало дальнейшее развитие трагических событий, богословские аргументы не смогли поколебать решимость сторонников «огненной смерти» и, тем более, не оказали никакого влияния на проповедников самоубийств. Несмотря на все призывы одуматься, самосожжения продолжались и в XVIII в., а отдельные рецидивы имели место и в XIX столетии [291] .
289
Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. С. 62.
290
В дальнейшем трактаты старообрядцев-противников самосожжений появлялись значительно реже и отличались меньшим объемом. См. например: Бывшего беспоповца Григория Яковлева извещение праведное о расколе беспоповщины. М., 1888.
291
См. об этом подробнее: Пругавин А. Самоистребление. Проявления аскетизма и фанатизма в расколе. С. 86—111.
Изучение богословских дискуссий конца XVII в. показывает, что идеи самосожигателей получили различные оценки в старообрядческой среде.
Глава 2
Статистика и локализация самосожжений
География «огненной смерти»
Внимательное изучение всей совокупности сохранившихся документов показывает, что старообрядческое учение об «огненной смерти» не имеет конкретного места зарождения [292] . Первым данный историко-географический вопрос в своем исследовании поставил П.С. Смирнов. Он полагал, что «самоуморение началось во Владимирской области. <…> Вслед за самоуморением появилось самосожигательство» [293] . Но при этом самосожигательство географически отделилось от голодной смерти и широко распространилось прежде всего в Нижегородском крае. Это дало Смирнову повод для эмоциональных рассуждений: «Злополучная Нижегородская страна! Она первая дала главных расколоучителей, она первая услышала гибельную проповедь о пришествии антихриста <…> она же, наконец, первая увидела адское пламя, пожиравшее несчастных самосожженцев!» [294] . Эта точка зрения, не подкрепленная ссылками на источники, постепенно стала все шире распространяться среди историков. Принято считать, что идейными предшественниками самосожигателей стали «морильщики» – проповедники и участники массовых самоубийств голодом, действовавшие в 1660-х гг. в вологодских, костромских, муромских и суздальских лесах. Они «запирали себя в избы или норы, чтобы избежать соблазна спасения жизни, и там держались полного поста до последнего издыхания» [295] . Судя по опубликованным в сборнике русских духовных стихов записям В. Варенцова, призыв завершить земное существование при помощи голода получил поэтическое оформление в «Песне морельщиков»:
292
В современных исторических трудах часто указывают, что местом возникновения «самогубительной смерти» стало Поволжье (См.: Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. С. 220).
293
Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. С. 54; Он же. Происхождение самоистребления в русском расколе. С. 4–5.
294
Там же. С. 5.
295
Зеньковский С.А. Русское старообрядчество. С. 272.
Их начинание вскоре получило массовую поддержку среди радикальных противников никоновских церковных реформ, а практика голодной смерти («запощивание») постепенно, в течение одного десятилетия, трансформировалась в самосожжения [298] . Распространение эсхатологических настроений в конце XVII – начале XVIII в. привело к тому, что проповедь самосожжения, отождествляемого с погружением в очищающее апокалипсическое пламя [299] , нашла отклик в сердцах многих православных людей, живших в конце XVII в.
296
Хрящом, судя по словарю В. Даля, называли крупный песок с мелкой галькой.
297
Сборник русских духовных стихов, составленный В. Варенцовым. СПб., 1860. С. 203.
298
См. об этом подробнее: Романова Е.В. Массовые самосожжения старообрядцев в России в XVII–XIX вв. С. 77.
299
Плюханова М.Б. О некоторых чертах народной эсхатологии в России XVII–XVIII вв. // Уч. зап. Тартуского ун-та. 1985. Т. 645. С. 54–70.
Упомянутая выше богословская дискуссия старообрядцев об «огненной смерти» развивалась на фоне начавшихся самосожжений. Первые небольшие самосожжения происходили почти одновременно в ряде местностей страны, включая как Поволжье, так и Европейский Север. Так, «малый» Сенька в 1666 г. сообщил нижегородскому воеводе И.С. Прозоровскому: в Нижегородском уезде старообрядцы, после прихода стрельцов, заперлись в кельях, зажгли их и сгорели. В марте этого же года воевода С.А. Зубов писал из Вологды в Москву, что и здесь произошло первое самосожжение: «четыре человека, нанося в избу сена и склав и запершись, и изнутри зажгли сами и сгорели; да семь человек, утаясь от людей, вышли из деревни ночью в поле и сели в дехтярном срубе, и зажгли сами, и в том срубе сгорели» [300] .
300
Барсков Я.Л. Памятники первых лет русского старообрядчества. С. 335.
В последней четверти XVII в. ситуация стала еще более тревожной. В 1675 г. на Волге начались первые массовые самосожжения. По утверждению С. Зеньковского, старообрядческие материалы (синодики) «говорят о происходивших в это время гарях и насчитывают до 2000 добровольно сгоревших в районе Нижнего Новгорода, особенно по реке Кудме» [301] . В 1670–1680-х гг. центром распространения «гарей» стало Пошехонье, одна из наиболее отсталых в экономическом отношении территорий тогдашнего Российского государства. Например, августовской ночью 1684 г в Пошехонском уезде в поместье Сикорских «крестьяне из пяти дворов, собравшись под овин, мужеска и женска пола зажгли самих себя» [302] . Сюда, возможно, собирались сжигаться не только местные жители, но и москвичи, близко к сердцу принявшие проповедь «огненной смерти». Сведения о числе погибших в первых «гарях» на этой территории различны: от четырех-пяти тысяч до 1920 человек [303] . На зловещее первенство в развитии самосожжений может претендовать и Арзамасский уезд. Здесь значительные «гари» начались в 1675 г. и продолжались до 1678 г. [304]
301
Зеньковский С.А. Русское старообрядчество. С. 327.
302
Дмитриевский В. Раскол старообрядчества в Ростово-Ярославском крае. Ярославль, 1909. С. 88–89.
303
Сапожников Д.И. Самосожжение в русском расколе. С. 8.
304
Сироткин С.В. «Раскольничья прелесть» в Арзамасском уезде в 70-е гг. XVII в. С. 262.
Основоположник учения о самосожжениях остается неизвестным. Известный исследователь старообрядческой идеологии П.С. Смирнов полагает, что первым с учением об огненной смерти выступил Василий Волосатый [305] , который постепенно перешел от уморения множества людей в специально построенных «хороминах» к организации самосожжений. В «Отразительном писании…» Евфросина приведены его хвастливые слова: «… я де уже тысячю мучеников на тот свет пустил, в ямах и пустых хороминах великим постом до смерти задержал» [306] . Этот выдающийся старообрядческий наставник «не стриг волос на голове и не чесал их, отчего и получил кличку Волосатый» (в фундаментальном труде Пьера Паскаля этот же человек назван Косматым). «Начав свою деятельность в Вязниках, он побывал в лесах муромских, пошехонских <…> Сжег более двух тысяч насмертников. Как сам умер и когда – неизвестно» [307] . Одним из наиболее заметных наставников самоубийц в конце XVII в. стал современник Волосатого поволжский старец, известный под именем Капитон [308] . О нем, ссылаясь на царскую грамоту 1639 г., повествует П.С. Смирнов. Капитон в это время «пользовался славой подвижника»: носил каменные вериги, постоянно постился, «даже на праздники Рождества Христова и Пасхи Капитон не разрешал на сыр, масло и рыбу». Вместо пасхальных яиц он «раздавал братии красные луковицы». Царская грамота «говоря о том, как держать Капитона под началом», повелевала отдать его «такому искусному старцу, который бы хмельного питья не пил». При этом она предписывала Капитону для перевоспитания регулярно посещать богослужения. Все эти меры не имели эффекта. Отрицательное отношение к церковной иерархии среди учеников Капитона сохранялось и после его смерти [309] . «Мысль о том, что для достижения святости ничего более не требуется, кроме вериг и поста, и представление о себе как о великом верижнике и постнике, заставила Капитона избегать всего, что не согласно, как он думал, с представлением о подвижничестве, и презирать других людей» [310] .
305
Идеи П.С. Смирнова повторены в трудах некоторых других исследователей. См.: Елеонская А.С. Гуманистические мотивы в «Отразительном писании» Евфросина. С. 265.
306
Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. С. 11.
307
Смирнов П.С. Происхождение самоистребления в русском расколе. С. 11.
308
См. о нем подробнее: Румянцева В. С. Сыскное дело Тайного приказа о вологодских каинтонах // История СССР. 1978. № 2. С. 170–180.
309
Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. С. 60.
310
Там же.
Позднее Капитон выступил с еще более радикальным призывом. Неспроста его учение об «огненной смерти» на первых порах назвали «капитонством». Идею о том, что автором идеи самосожжений стал старец Капитон, высказывает ряд исследователей [311] . Такой вывод можно сделать на основании труда Евфросина, который выражался вполне определенно, обвиняя своего современника Капитона и его учеников как в повсеместном инициировании самосожжений, так и в создании учения о смерти в огне: «В словемых Капитоновых ученицех первое умыслися самоубийственных смертей изобретение» [312] . Однако авторы «Жалобницы», созданной примерно в это же время, вообще не упоминают о Капитоне, оставляя идею о самоубийстве во имя веры без конкретного автора. Это не случайно. На первых порах, в начале никоновских церковных реформ, старец Капитон проповедовал иные способы смерти. Его сторонников обвиняли в том, что они «живых в гроб кладут», запирают людей в кельях и морят голодом [313] . Единственным из историков, кто сомневался в «авторстве» старца Капитона, стал авторитетный исследователь самосожжений Д.И. Сапожников. Он полагал, что имеющиеся источники не дают оснований для категорических выводов по этому принципиальному аспекту истории старообрядчества. Внимательно изучив имеющиеся свидетельства, он пришел к однозначному выводу: вопросы о том, где, когда, «под знаменем какого учителя» впервые собрались для самосожжения «ревнители закона» до сих пор остаются открытыми [314] . Современные исследователи «огненной смерти» весьма мало продвинулись в решении этой проблемы.
311
Загоскин Н. Самосожигатели. Очерк из истории русского раскола. С. 180; Шульгин В.С. «Капитоновщина» и ее место в расколе XVII в. С. 139; Геринг И. Раскол и секты русской церкви. С. 101; Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. С. 420.
312
Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. С. 10–11.
313
Барсков Я.Л. Памятники первых лет русского старообрядчества. С. 334.
314
Сапожников Д.И. Самосожжение в русском расколе. С. 7.
В дальнейшем именно самосожжение стало излюбленным способом самоубийства среди противников никоновских «новин». Иногда в литературе высказывается мнение о том, что «капитаны» принимали активное участие в Соловецком восстании, поддерживая радикально настроенных монахов [315] . Но и всех крестьян, склонных к ритуальному суициду, в том числе и самосожигателей, называли последователями Капитона – «капитанами» («капидонами»). Так, в челобитной крестьян Черевковской волости Устюжского уезда, датированной 1690 г., указывалось: в их волости «крестьянишки» сгорели «в капидонстве» [316] , т. е. следуя учению старца Капитона. После первого самосожжения в Вологодском уезде (1666 г.) следователи доносили воеводе, что во главе массового самоубийства стоял некий «Вахрушка Павлов капитан» [317] . Новых проповедников самосожжения противники старообрядцев обвиняли в том, что они действуют, «последуя ересиарху Капитону» [318] . Живая сцена противостояния самосожигателей и их противников из числа представителей православного духовенства приведена в труде Евфросина. В конце XVII в. на территории Олонецкого уезда, близ Онежского озера, появилось множество проповедников «огненной смерти» во главе с печально известным наставником Емельяном, которые энергично занимались пропагандой своего вероучения. Они «отовсюду своих послушных себе собираху», готовя новое массовое самосожжение в Палеостровском монастыре. Один из местных поповичей решил внести собственный вклад в трудное дело решительного противостояния самосожигателям: «на кров храма возлез, возопи вслед за ними: “Государи православныя! Ловите капитанов!”» [319] .
315
Чумичева О.В. Соловецкое восстание 1667–1676 гг. Новосибирск, 1998. С. 90.
316
Акты Холмогорской и Устюжской епархий // Русская историческая библиотека. СПб., 1894. Т. 12. Стлб. 1000–1002.
317
Румянцева В.С. Народное антицерковное движение в России в XVII в. С. 173.
318
Димитрий Ростовский. Розыск о раскольнической брынской вере. С. 572.
319
Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. С. 26.
Крайне редко «капитанами» именовали вообще всех старообрядцев, независимо от радикальности их воззрений и степени причастности к самосожжениям. Как вполне справедливо пишет Пьер Паскаль, «у людей, мало разбиравшихся в оттенках религиозной мысли, возникало уже и представление о том, что все “раскольники” были “капитанами”» [320] . В датированном 1666 г. извете игумена Павлова-Обнорского монастыря Иосифа указывалось, что «крестьянин Фомка Артемьев з женою и детьми капитонят и к церкви божии не ходят и у отца духовного не бывают» [321] . В начале XVIII в. иноземец на русской службе Герасим Традел сообщал своему начальнику, что разузнать о месторождениях железной руды в Олонецком погосте ему удалось благодаря одному мужику из Толвуйского погоста, «который прежь живал у капитанов» [322] . Из текста письма становится ясно, что под грозным наименованием «капитаны» в данном случае подразумевались обитатели Выговского старообрядческого общежительства, с которыми заводские власти без опасений поддерживали вполне стабильные, взаимовыгодные отношения.
320
Паскаль П. Протопоп Аввакум и начало Раскола. С. 589.
321
Цит. по: Бородкин А.В. Женщины в раннем старообрядчестве (по материалам сыскных дел Вологодского и Пошехонского уездов) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 5. С. 31.
322
Юхименко Е.М. Неизвестная страница полемики выговских старообрядцев с официальной церковью: предыстория «Поморских ответов». С. 406.