Самостоятельные люди
Шрифт:
— Ах вы, мои миленькие! — заулыбалась тётенька. — Такие крошки — и живописью интересуются! Боже, какие развитые пошли дети! А что вы хотите? Двадцатый век! Век космоса, век атома, век великих открытий! Это необыкновенно! Наука, искусство и — дети! Это поистине восхитительно!
Тётенька говорила так, будто выступала с трибуны. Было непонятно, кому она говорит — Егору или прохожим. Прохожие оглядывались, вежливо улыбались и спешили дальше — каждый по своим делам. Но, главное, было совсем непонятно, что она говорит.
—
Почему тётенька назвала его двадцатым веком, Егор не понял. Пропустив это мимо ушей, он повторил Юлькин вопрос:
— Мы хотим узнать, тётенька, где…
— Понимаю, понимаю. А вы любите рисовать, дети?
— Любим, — вежливо ответила Юлька. — Только у меня люди, собаки и кошки почему-то всегда получаются выше домов. А у Егорки самолёты похожи на стрекоз. И немножко на зайцев.
— Это восхитительно! — воскликнула тётенька. — Абстракция и — дети! Двадцатый век, что вы хотите?
— Его зовут Егор, а меня — Юля, — терпеливо объяснила Юлька. — И мы хотим узнать, как…
— Понимаю, понимаю! — Тётенька замахала руками, как вёслами. — Идите, только там — сплошная война! Это ужасно!
— Спасибо, тётенька, нам войну и надо, — поблагодарила Юлька. — А как нам туда пройти?
— Садитесь на двадцатый троллейбус и — прямо до Музея изобразительных искусств. — Тётенька показала остановку, возле которой уже ждали несколько человек. — А может, вас довести?
— Нет, нет! — торопливо отказался Егор.
После неудачного разговора с командиром он опасался взрослых, а эта тётенька и без того была странная: ещё возьмёт да отведёт в милицию.
— Ах, как восхитительно! — в последний раз сказала тётя. — Такие крошки, и такие самостоятельные!
Егор схватил Юльку за руку и потащил к остановке, а вслед им неслось:
— Двадцатый век, что вы хотите?
— Егорка, а почему она тебя называет двадцатым веком?
— Не знаю.
Егор толкнул сестру к ступенькам подкатившего троллейбуса — поскорее бы избавиться от странной тётеньки!
Сели рядом с каким-то стариком, который натужно кашлял.
Кондуктор их не трогал — вероятно, решил, что они едут с дедушкой. Всю дорогу Юлька и Егор молчали, боялись пропустить нужную остановку.
Юлька уже начала клевать носом, когда водитель объявил:
— Музей изобразительных искусств.
Музей походил на сказочный дворец. К нему вели бесчисленные ступеньки. Юлька раз двадцать досчитала до пяти, пока добралась до тяжёлой, массивной двери. Такую дверь даже Егору оказалось не под силу открыть. Стали дожидаться взрослых, чтобы вместе с ними войти в этот дворец.
— Егор, а Егор, а что, война и в домах бывает? — спросила Юлька. — Если в этом доме Вьетнам, то должна бы пушка стрелять, а тут тихо.
— Войдём и всё узнаем, — буркнул Егор. — Кто поспешит, тот людей насмешит.
По правде сказать, его тоже одолевали сомнения: а туда ли они попали? Не спутала ли что-нибудь эта странная тётенька? Ведь называла же она Егора двадцатым веком, хотя Юлька ясно ей сказала, как зовут брата.
Но раздумывать было некогда. К дверям подошли пионеры. На груди у них — красные галстуки, за плечами — рюкзаки. Высокий мальчик встал у двери, как милиционер-регулировщик посреди улицы, и, согнув одну руку в локте перед лицом, а другой указывая на дверь, крикнул:
— Семафор открыт! Прошу следовать на станцию назначения!
И загудел, и ногами застучал, как паровоз. Очень похоже! Егору и Юльке этот мальчик сразу понравился. У него всё на лице смеялось: и вздёрнутый нос, и озорные глаза. И даже уши смешно топорщились в стороны и немножко шевелились. Очень весёлые уши!
— Давай пойдём за ним, — шепнул Егор сестре.
— Пойдём, он хороший.
— Кроликов, ты опять паясничаешь? — окликнул сзади сердитый голос. — Смотри, я тебя в поход не возьму!
Кроликов перестал изображать паровоз, состроил унылую мину и отдал честь по-военному:
— Слушаюсь, товарищ командир Марья Иванна!
«Командиром» оказалась молодая тётя. Хотя голос у неё и был очень строгий, но лицо доброе. А когда она улыбалась, то на щеках и подбородке играли ямочки. Рядом с Марьей Иванной семенила толстая девочка с такими красными щеками, будто их нарочно намазали краской.
— Прошу вас, Помидора, в замок людоеда. Он вас ждёт не дождётся на закуску!
— Помолчи, Кролик! — надулась Помидора. — Это не меня, а тебя он ждёт не дождётся, чтоб полакомиться кроличьим мясом.
— Как не стыдно дразниться! — сказала Юлька Помидоре. — У нас в детском саду за дразнилки наказывают!
Но Марья Иванна решила, что Юлька упрекнула весёлого Кроликова, а не краснощёкую Помидору, и ни за что его отчитала:
— Вот, Кроликов, до чего ты дожил — тебя детсадовцы учат. Проходите, дети!
Она подержала тяжёлую дверь, и Егор с Юлькой оказались в огромном зале. От входа бархатные дорожки вели к разным дверям и лестницам. Но Егор и Юлька, как условились, не стали раздумывать, куда идти, а сразу последовали за симпатичным Кроликовым.
В первой же комнате к пионерам подошла закутанная в шаль старушка с указкой в руке и неожиданно звонким голосом начала рассказывать про картины, развешанные по стенам. Ребята обступили её так тесно, что Егор с Юлькой совсем перестали её видеть.
Картины были разные и про разное. Особенно много про войну. На картинах сражались и побеждали храбрые солдаты, умирали старики, женщины и дети. И старушка так увлекательно всё это описывала, что даже говорливый Кроликов заслушался и перестал болтать.